Когда я снова стану маленьким

А учительница спрашивает:

— Кто поет?

Ядаже и тут как следует не очнулся, оглядываюсь только: кто это поет, А Боровский говорит, что это я. Учительница спрашивает:

— Ты пел?

— Нет.

Потому что я и в самом деле этого не заметил. И снова совсем забылся и во второй раз начал петь, даже, кажется, еще громче. Учительница рас­сердилась.

А Боровский говорит:

— Может, и теперь скажешь, что не ты? Я отвечаю:

— Я.

Я теперь только понял, что ведь это действительно я вел, и тогда и те­перь.

Учительница поглядела удивленно и говорит:

— Я не знала, что ты умеешь делать назло и лгать.

Разве учительница не видит, что у меня удивленное лицо и что я огор­чён? Я ведь люблю учительницу, и она ко мне всегда была добра. За­чем же я стану делать ей назло? Я опустил голову, покраснел и молчу. Если начну оправдываться, все равно не поверит. Теперь я знаю, что можно вдруг закричать или засвистеть словно во сне. А они сразу:

«Назло», «экий необузданный мальчишка!»

Есть слова, которые в школе не следует произносить. Часто бывает, что невзлюбишь человека за какое-нибудь одно неприятное слово, кото­рое он часто повторяет.

А учительница велела мне сначала идти в угол, а потом сразу к доске. Велела решать задачу, совсем легкую. Я ответ сразу узнал. Сосчитал в уме и говорю:

— Пятнадцать.

Учительница делает вид, что не слышит.

— Повтори задачу. Я говорю:

— Будет пятнадцать. Разве не верно? А учительница:

— Когда решишь, тогда узнаешь. Решай для всего класса! Я начнаю повторять. И напутал. Ребята засмеялись.

— Иди на место! Двойка. А Висьневский спрашивает:

— На какое место ему идти, за парту или в угол? Я иду, а Висьневский нарочно выставил локоть,— ну я ие удержался, да и толкнул его. А оя как заорет:

— Чего толкаешься?

Свинья. Боялся, что учительница не заметит. А учительница в нереши­тельности: со мной ли покончить или его наказывать. И весь класс взбу­доражился. То тихо сидят, а как кто-нибудь одни начнет — сразу шутки, смешки, поддразнивание, разговоры. Тут уж трудно успокоить. А за все отвечает тот, кто начал первый.

«Пусть их делают что хотят».

Я положил голову на руки и притворяюсь, что плачу, Это самое луч­шее. Тогда тебя оставят в покое. Но я не плачу, я очень несчастен.

Вдруг я подумал:

«Если бы Марыня была учительницей, она бы была не такая».

Ведь когда ученик себя плохо ведет, его можно как-нибудь по-другому наказать, а не ставить двойку по своему предмету. У того, кто после меня дотел у доски и мусолил ту же задачу, тоже в конце концов получилось пятнадцать.