Когда я снова стану маленьким

Как красив пожар... И как благородна борьба с огнем...

Я то тут постою, то там, смотрю на пожар, а сам все думаю, что пора домой,— еще только одну минутку постою... Но не остаться до конца не­возможно, хоть и знаю, что накажут.

Говорят, сейчас приедет скорая помощь: женщина одна обгорела. Огня уже не видно, только дым...

Пожалуй, я не буду дожидаться скорой помощи. И так не протиснуться...

А тут опять поднимается вверх столб огня. Пожарник подает на вто­рой этаж новый шланг.

«Вот как пустит воду, так и пойду...»

А может быть, дом теперь рухнет?.. Уже даже хочется, чтобы поскорее все кончилось.

Полиция нас отогнала. И опять плохо видно. И я хочу уходить. А тут говорят, что у пожарников что-то испортилось и приедет новая команда.

Я вижу Фелека, и Бронека, и Гаезского... Поскорее бы погасили. Но никто не отходит, а раз они стоят, одному уходить как-то досадно.

Прибегаю домой, а мама говорит:

— Нечего сказать — сейчас же!

Я жду, может, спросит, где горело. Но мама вышла из комнаты. Снова сажусь за уроки.

Подходит Ирена: — Где ты был?

Я говорю: «Уйди», потому что только что прочел задачу и не очень-то понимаю, как ее решать. А Ирена стоит. Тогда я говорю:

— Я был там, где горело. Ну, уходи! — Что горело?

Ведь все равно не поймет. Но я терпеливый. Я говорю: — Горела керосиновая лавка. — Почему?

— Потому что у тебя нос сопливый. Пойди утрись! Она застыдилась и отошла. Мне ее жалко. Зачем я так грубо сказал? Уже второй раз сегодня: утром Манеку, а теперь ей. Я говорю:

— Пойди сюда, расскажу,

А она уже ушла. Наверное, обиделась. И я снова читаю задачу, пото-му что завтра первый урок арифметика. А Ирена снова здесь:

— Я уже нос вытерла. Я ничего не отвечаю.

Она стоит и говорит тихо-тихо, будто сама себе: — У меня теперь чистый нос. И штанишек не видно. Покорно так, боится, что я рассержусь.

Ну что? Пожалуй, придется ей рассказать? И я рассказываю. Она, конечно, ничего не понимает. Про все спрашивает: «Почему?» Почему вода, почему шланги, почему пожарники, какой бензин, живой ли, большой ли?

Маленькая, не понимает. Я ведь тоже ничего не знал. — Погоди, я тебе сейчас нарисую.

Нарисовал пожарного в каске, шланг,— все ей объяснил. Если бы не мы, эти малыши ничего бы не знали. Они все узнают от нас. Мы — от старших, а они — от нас. Я не знаю, что еще сказать, и говорю:

— Повтори!

— В лавке загорелась вода. Приехала полиция и разгоняла. И был огонь, и был пожар.

Она думает, что огонь и пожар это разные вещи.

— Пожар сделался от огня.

И опять у нее под носом мокро, но я уже ничего не говорю. Пускай. Все равно задачи не сделаю. Стал учить вслух стихи, а Ирена слу­шала.