Способность любить

[301]

внушают буквально все, кого мы видим вокруг. И мы ему следуем.

В действительности происходят самые разные вещи. Некоторые планируют иметь детей и не имеют их. Другие имеют детей, хотя не планировали их. Третьи планируют не иметь и имеют. Многие из нас даже не спрашивают себя, хотят ли иметь детей. Состоя в браке, мы ожидаем появления детей, мир ожидает того же самого, и у нас появляются дети.

Реально ограничение выбора происходит на следую­щей стадии: мы не выбираем то, каким будет наш ребе- нок. Родной ли это ребенок или приемный, это ребенок, и это загадка.

Мы не можем предсказать, каким человеком он будет. Нет или почти нет никаких указаний на то, как этот ма­ленький комок унаследованных черт будет реагировать на родителей и на жизнь, которую они ему предлагают. Вы­бирая друга, или возлюбленную, или партнера по браку, мы выбираем равного себе — человека, который в своем развитии зашел, по крайней мере, так же далеко, как и мы. И если допускаем ошибку, то должны винить только собственное отсутствие опыта или здравого смысла. Но ребенок для нас — загадка. Мы знаем о нем в момент рож­дения очень мало, только его пол.

Мы можем сделать несколько общих предсказаний, на­пример, относительно комплекции, цвета глаз или волос. Можем ожидать семейного сходства в общем рисунке лица. Можем предположить, что, если оба родителя малы рос­том, ребенок тоже будет невысоким или среднего роста, хотя сегодняшние дети возвышаются над родителями. Ни одно из этих предсказаний не надежно. Человеческий род настолько смешался, Америку населяли такие разные люди, что мы не можем знать, какие гены наиболее ярко проявят­ся в физическом развитии ребенка.

Предсказание, которое нам хотелось бы иметь, конеч­но, не физическое, а психологическое. И здесь у нас есть нечто вроде хрустального шара. Однако это такой шар, со­общение которого почти никогда нельзя понять ясно.

[302]

Этот хрустальный шар — мы сами, родители. То, какие мы родители, во многом определяет, какие у нас будут дети. Но и тут исход не очень предсказуем, потому что врожденные способности ребенка — это вторая половина истории, та самая половина, которая остается закрытой. Больше того, мы можем только догадываться, какими ро­дителями окажемся.

Однако все же кое-что о себе как о родителях в хрус­тальном шаре мы разглядеть можем. Как предположил Фрейд, наша психологическая биография может быть из­ложена как история любви. Качество нашей родительской любви будет не очень отличаться от качества тех разновид­ностей любви, которые мы уже пережили.