Способность любить

Примерно через две минуты пациент выходил из транса, подходил к стойке, брал зонтик и раскрывал его. Это был

[17]

эксперимент «А»; говоря на современном языке, он демон­стрировал факт постгипнотического внушения.

Тогда Бернхайм приступал к эксперименту «Б»: он на­чинал расспрашивать пациента. Он спрашивал: «Почему вы это сделали?» Пациент неизменно предлагал такие объяс­нения: «Хотел посмотреть, работает ли он», или «Мне каза­лось, что пойдет дождь», или давал любой другой ответ, казавшийся в тот момент разумным и естественным.

Но профессор не принимал эти ответы. Он настаивал: «Нет, это неправда. Почему вы раскрыли зонтик?» Со вре­менем пациент сдавался и признавал: «Не знаю, почему... у меня было просто какое-то чувство... я должен был это сде­лать». Если Бернхайм продолжал настойчиво спрашивать: «Почему вы это сделали? Почему? Почему?», пациент не­ожиданно понимал. Истинный ответ приходил к нему словно ниоткуда, и он отвечал: «Вы мне велели».

Фрейд снова и снова наблюдал за этими демонстрация­ми. На обратном пути в Вену он напряженно размышлял над тем, что видел. У него была гениальная способность видеть «мир в песчинке». Он заметил грандиозные возмож­ности этого исследования, которые ускользнули от внима­ния Бернхайма. Фрейд больше никогда не возвращался к клинической неврологии. В его последующих трудах ни разу не упоминается нервная клетка. С этого момента все его мысли были заняты психологией и привели к тем ориги­нальным идеям и открытиям, которые мы связываем с име­нем Зигмунда Фрейда.

Фрейд продолжает поиск

Прежде всего Фрейд занялся возможностями подсозна­тельной мотивации. Он сказал себе: если Бернхайм поме­щает идею в сознание индивида и индивид действует в со­ответствии с этой идеей, но не осознает ее, откуда в таком случае мы знаем, сколько раз на протяжении дня соверша­ем действия, причины которых кажутся нам известными,

[18]

но которых мы на самом деле не знаем? Ведь мы можем, полагал Фрейд, очень многое делать точно так же.

Все мы знаем, что если задать человеку вопрос: «Почему ты это делаешь?», он даст хороший и разумный ответ. Но, как мы знаем благодаря Фрейду, очень часто мы предлага­ем в качестве причины рационализацию или оправдание.

Когда человек объясняет, почему голосует за демократов или за республиканцев, почему переезжает в деревню или в большой город, почему женится, разводится, меняет работу или бросает учиться, почему он никогда не ест устрицы или не носит зеленый галстук, высказанные им причины обычно бывают разумны и часто убедительны.