Учение об уголовных доказательствах

Оглашение воинской или дипломатической тайны есть тоже оглашение секретных правительственных распоряжений и мероприятий (относительно военных сил государства) и посему входит в понятие "правительственных" распоряжений и мероприятий, но они упомянуты особо ввиду иного характера самых оглашенных тайн, какими, независимо от распоряжений и мероприятий, могут быть и сведения.

II. Тайны частных лиц

Все вообще тайны частных лиц, оглашение коих наказуется уголовным законом (как, например, нарушения ст. ст. Уголовного Уложения 541, 542, 543, 544, 546), не составляют, однако, недоступных сведений для суда, если Процессуальный кодекс не исключает носителей таких тайн из числа свидетелей. Редакционная комиссия Уголовного Уложения справедливо говорит: "Оглашение тайн может быть наказуемо, за исключением, конечно, тех случаев, когда cиe оглашение для хранителя тайн было обязательно или сделано обвиняемым по достойным уважения причинам. На этом основании, если Устав процессуальный не освободил каких-либо категорий вышеуказанных лиц (духовники, адвокаты, врачи, нотариусы, почтальоны, телеграфисты и т. д.) от дачи показания, они не могут быть наказуемы по 541 ст. Уголовного Уложения; но если закон освободил их от обязанности давать показания, то, наоборот, добровольная дача ими показания составит не только поступок безнравственный, как полагает французская практика, но и прямое нарушение обязанности".

Из лиц, не имеющих права быть свидетелями по профессиональным причинам, Устав уголовного судопроизводства (ст. 704) упоминает: священников в отношении к признанию, сделанному им на исповеди, и присяжных поверенных и других лиц, исполнявших обязанности защитников подсу- димых в отношении к признанию, сделанному им доверителями во время производства о них дела. Относительно показаний священников мы имеем весьма важное разъяснение Сената, определяющее границы применения ст. 704.

По делу Попова (94/2) и др. Сенат высказал: "Что касается до показаний священников вне исповеди, то нельзя не заметить, что из журнала Государственного Совета 1864 г., между прочим видно, что по проекту Устава предполагалось не допускать к свидетельству священников в отношении к признанию, сделанному им на исповеди или при подаче духовной помощи. При обсуждении же проекта в Государственном Совете признано, что "случаи и способы подания духовной помощи, если они не выходят из пределов исповеди, могут быть весьма разнообразны и неопределенны, и недопущение в сих случаях священников к свидетельству могло бы служить препятствием к раскрытию истины". Не подлежит, однако, сомнению, что Государственный Совет имеет здесь в виду различные случаи, в коих обращаются к священнику не как к разрешителю грехов властию, свойственною его сану, а как к служителю церкви, поставленному для исполнения ее обрядов и совершения общественных молений. При обычной житейской обстановке священник и в таких случаях может узнать и услышать о преступлении, не требуя от кого-либо во имя таинства покаяния сознания в нем и не побуждая к такому сознанию; он может при таких случаях сделаться даже очевидцем преступления или, по крайней мере, явных следов его (при погребении убитого). В таких случаях, а равно в случаях, если кающийся положительно уполномочит духовника (во время или посла исповеди) заявить светской власти о данном им ранее неправильном показании, могущем повлечь за собою наказание виновного, устранение свидетельского показания могло бы послужить напрасным препятствием к раскрытию истины дела, и в этом смысле закон (704 ст. Устава уголовного судопроизводства и ст. 371 Устава гражданского судопроизводства) устраняет из числа доказательств лишь показание священника, об открытом ему на исповеди. Но суживать действие этого закона далее указанных пределов нет правильного основания. Вследствие сего, нет основания признавать, что тотчас по окончании исповеди и в некоторых случаях причащения расспрос исповедовавшегося, сопровождаемый увещаниями и угрозами ответа за грехи, составляет простую случайную беседу, содержание которой ничего общего с внутренним значением исповеди не имеет и подлежит поэтому пересказу. Напротив, признание, полученное священником от кающегося во все время, покуда не прерывалось вызванное исповедью непосредственное общение между духовным отцом и исповедовавшимся, признание, полученное притом при посредстве напоминания об ответственности пред Богом и о смертном часе, должно быть рассматриваемо, как предусмотренное ст. 704 Устава уголовного судопроизводства. Что касается до священников других христианских исповеданий в России, то и они, по силе специальных правил об их должностях, имеют право и даже обязаны устранять себя от свидетельства на следствии и суде о всем том, что им доверено на исповеди, и судебные установления не вправе требовать от них таких свидетельств, за исключением упомянутых в п. 11 и 12 Духовного регламента крайних случаев, когда кто-либо умыслил государственное преступление или, притворно учинив, разгласил ложное чудо, а также в ст. 719 Устава евангельско-лютеранской церкви, когда обнаружение открытого на исповеди необходимо для отвращения опасности, грозящей Монарху. Но одним воспрещением духовным лицам объявлять на следствии и суде то, что им поверено на исповеди, без соответственного воспрещения судебным учреждениям пользоваться такими показаниями, лежащая в основе закона нравственно-религиозная цель не была бы достигнута вполне, так как нельзя отрицать возможности, хотя и в крайне редких случаях забвение и со стороны священников своего в этом отношении долга или даже сознательного уклонения из оного по соображениям практической пользы, или по неправильному пониманию своих обязанностей в отношении светской власти. Во всяком случае допущение такого показания на следствии и суде помещение его в обвинительном акте, подлежащем прочтению пред присяжными заседателями, должно влечь за собою не только отмену приговора суда, но и определения Палаты об утверждении обвинительного акта".