Выше всех этих искусственных и специальных законов стоят другие более общие, проникающие во все общественные классы, как солнечный луч пронизывает все части сосуда с водою. Но как луч испытывает различное преломление в зависимости от различной плотности среды, так точно и общие правила подвергаются различным изменениям в каждом слое общества. В этих принципах, называемых собственно моралью, время производит лишь очень медленно изменения и чтобы найти их настоящие контрасты приходится обращаться к народам прошедших времен или много ниже стоящих нас по своей цивилизации. Какие же это чувства? Это не будут ни чувства чести, ни стыдливости, ни религиозное чувство, ни патриотизм. Что касается патриотизма, то теперь не считается безнравственным предпочитать чужую страну своей. То же и религия: добродетели могут жить в сердце, потерявшем веру. Чувство стыдливости изменчиво до бесконечности: так считается неприличным для светской дамы быть декольтированной при утреннем визите и, наоборот, требуется обнажить грудь и плечи на балу; японские женщины из простонародья купаются в бочках на улице, a женщины цивилизованных народов в особых костюмах, какие стыдно надеть в другое время и т. д. Наконец, чувство чести менее всего поддается определению: у каждого общественного класса, каждой семьи, почти у каждого человека есть свое понятие чести. Итак, не в оскорблении патриотизма, религиозности, стыдливости и чести, этих изменчивых, появлявшихся и исчезавших человеческих чувствах надо искать понятие естественного преступления. Альтруизм — вот чувство, которое находится в различной степени развития у различных народов и у различных классов одного и того же народа, но встречается везде, кроме очень небольшого числа диких триб. Проявление альтруизма можно свести к двум типам: bienvellance— благорасположения и la justice—справедливость. Первичная форма этих чувств была выражением эгоистических чувств. Инстинкт индивидуального сохранения распространился сначала на семью, дотом на трибу и медленно развился в чувство симпатии к нашим ближним: к людям той же трибы, страны, той же расы и затем всякой расы. Таким образом чувство любви и благорасположения в первое время—чувство его—альтруистическое и оно становится действительно альтруистическим лишь с того момента, когда не определяется более узами крови[37]. Обращаясь к детальному анализу благорасположения, автор задается целью найти в нем часть действительно необходимую для морали и притом в некотором роде общую всем[38]. Гарофало останавливается на чувстве жалости (la pitie) или гуманности; оно проявляется в отвращении к причинению другим: 1) физических страданий, a также и 2) моральных и оно же приводит нас к 3) действиям облегчения страдания других. Две первые формы проявления гуманности—отрицательные, a третья—положительная форма—достояние редких людей. Только первые две формы встречаются почти у всех людей и поэтому только их оскорбление можно рассматривать, как преступление[39]. — 65 —
|