|
Эти положения имеют непосредственное отношение к криминологическим усилиям понять природу преступного поведения, его субъективные движущие силы. Например, в состоянии отчаяния совершаются многие насильственные и ненасильственные преступления, в состоянии панического страха бегут с поля боя, отказываются выполнять боевой приказ, совершают некоторые неосторожные преступления и т. д. Неистовое возбуждение при суженном сознании и ограниченном волевом самоконтроле поведения часто сопровождает убийства, особенно когда жертвами становятся посторонние (для данного конфликта) люди. Страх перед небытием, перед “ничто” выступает мощным стимулом преступных действий. Последние нередко выступают в качестве следствия постоянных конфликтов, в ходе развития которых нарастают возбуждение, тревога, опасение за себя, ухудшается ориентировка в окружающем мире, а привычные, казалось бы, ценности отступают на второй план. Страх и тревога неисчислимое множество раз проанализированы и оценены в мировой художественной литературе. А. Камю называл тревогу легким отвращением перед будущим. Значительное внимание тревожности уделил другой выдающийся французский писатель и философ - экзистенциалист - Ж.-П. Сартр. Герой одного из его романов, Рокантен, все время испытывает неясную и неопределенную угрозу своему существованию и поэтому постоянно ищет возможность “спастись”. Он готов стать звуком музыки, простой обыденной вещью, ему нужны какие-то действия, совсем несложные, обычные физические движения, которые он называет приключениями, лишь бы сохраниться Рокантен, подобно герою романа А. Камю “Посторонний”, глубоко одинок и отчужден, связи его с окружающим миром эфемерны, но он знает, что таких, как он, много. Ж.-П. Сартр отмечает одну существенную черту личности своего отчужденного героя: он весьма агрессивен, и в первую очередь в отношении тех, кто как-то покушается или, по его мнению, может покушаться на его свободу. Эта агрессия связана со страхом перед чем-то беспредметным и неопределенным. Рокантен пишет в дневнике: “Не надо поддаваться страху”. И далее: “Случиться может все, что угодно, все, что угодно, может произойти”. Не случайно он склонен к тотальной панике и приписывает страх другим людям, бытие которых представляется ему столь же зыбким, как и его собственное!. Исключительно тонкое наблюдение тревожности принадлежит Ф. Мориаку. Он пишет: “...безумное желание заснуть навеки, стремление - не жить... Эта болезнь, подобно всем прочим болезням, у нас в крови, она порождена тоской, отпущенной нам в смертельных дозах, она составляет самую сердцевину нашего существа, она появляется на свет вместе с нами и звучит уже в первом нашем младенческом крикет. Здесь читаемый между строк страх перед небытием и в то же время страстное стремление заглянуть в него предстают как то, что составляет единое целое и властно притягивает человека, всегда внутренне присуще ему и составляет неотъемлемую, необходимую часть его существования. Страх смерти сливается, во всяком случае во многом, с желанием смерти, тяготением к ней. К сожалению, в отечественной науке еще нет внятного научного объяснения этого феномена. — 104 —
|