О преступлениях и наказаниях

§ ХХ. НАСИЛИЯ

Одни преступления являются преступлениями против личности, другие - против имущества. Первые подлежат наказаниям телесным: и ни знатный, ни богатый не должны иметь возможности откупиться деньгами за преступления против людей незнатных и бедных. Иначе богатство, которое благодаря защите законов стало наградой за трудолюбие, превратилось бы в питательную среду тирании. Свобода кончается там, где законы допускают, что в ряде случаев человек перестает быть личностью и становится вещью: там оказывается, что влиятельные люди прилагают энергичные усилия, чтобы из всей совокупности гражданских правоотношений приоритет получили те, которые закон регулирует в их интересах. Достичь этого значит приобщиться к чудесному таинству, превращающему гражданина в рабочий скот. А в руках сильного это является цепью, с помощью которой он сковывает действия неосмотрительных и слабых. И по этой причине при некоторых формах правления за фасадом свободы скрывается тирания, или же она прокрадывается неожиданно в какой-нибудь забытый законодателем уголок и там незаметно для всех набирает силу и разрастается. Против тирании, действующей открыто, люди воздвигают обычно мощные преграды. Но они не видят ничтожнейшего насекомого, которое подтачивает эти преграды и прокладывает тем самым полноводному потоку новое русло тем более безопасное, что его невозможно заметить.

1 **Криминалисты считают, что правдивость свидетельских показанийи возрастает тем больше, чем ужаснее преступление. Вот "железная" аксиома, продиктованная самым жестоким идиотизмом: "In atrocissimis leviores conjencturae sufficiunt, et licet judici jura transgredi". Переведем это на общедоступный язык, и европейцы узнают одно из тех столь многочисленных, сколь и неразумных изречений, которым они слепо подчиняются: "При обвинении в самых тягчайших преступлениях, то есть наименее вероятных, - судье достаточно самых поверхностных предположений, чтобы переступить закон". Нелепая законодательная практика часто является следствием страха, главного источника человеческих противоречий. Законодатели (а таковыми являются юристы, которых после их смерти наделили правом решать все на свете и которые превратились из писателей пристрастных и продажных в вершителей человеческих судеб и жрецов закона), напуганные осуждением нескольких невиновных, перегрузили процесс судопроизводства чрезмерными формальностями и исключениями, точное следование которым возвело бы на престол правосудия анархическую безнаказанность Напуганные затем тяжкими и трудно раскрываемыми преступлениями, эти законодатели сочли себя обязанными отступить от ими же самими установленных формальностей и превратили, движимые отчасти деспотической нетерпеливостью, а отчасти женской робостью, серьезное дело правосудия в своею рода спектакль, в котором азарт и интриганство главные действующие лица. **