Готовясь к «молниеносной войне» против Советского Союза, гитлеровцы рассчитывали ошеломить, парализовать, духовно сломить советский народ и добиться очередной победы. Зная из опыта кампаний на Западе, как может быть подавлена психологическая сфера сознания, они, однако, не могли даже предполагать, сколь крепкими окажутся идейные убеждения советских людей. Вместо духовной податливости враг столкнулся с огромной моральной стойкостью; вместо торжества «пятой колонны» — с беспримерным размахом партизанского движения; вместо национальной вражды — с монолитным интернациональным единством всего советского народа. Чем труднее было Родине, нашему социалистическому государству, тем полнее проявлялась сила коммунистической идеологии. [50] Ни одна война в тысячелетней военной истории не давала столь массовых примеров беспредельной самоотверженности, мужества, героизма. Готовность к самопожертвованию стала массовой нормой, и в его основе был не фанатизм, не слепая экзальтация духа, а глубоко осознанное стремление сделать все возможное и невозможное для защиты социалистического общества. Г. Фриснер, бывший гитлеровский генерал, был вынужден признать, что «советский солдат сражался за свои политические идеи сознательно «... Я собственными глазами видел, как молодые красноармейцы на поле боя, попав в безвыходное положение, подрывали себя ручными гранатами»[37]. Многие буржуазные писатели, тенденциозно освещая весь ход минувшей войны, ее причины и последствия, вынуждены между тем признавать, что ставка Гитлера на духовную капитуляцию советских людей в результате ошеломляющего внезапного удара и широкой психологической войны не дала в конечном счете того, к чему стремились фашисты. В сборнике воспоминаний бывших гитлеровских офицеров «Тотальная война» признается, что «психологический натиск на советских солдат и офицеров не сыграл той роли, которая ему отводилась. Упорство, с каким сражались -красноармейцы, не давало оснований считать, что дух их поколеблен»[38]. Коммунистические идеи, усвоенные советскими людьми, служили основой их исторического оптимизма, самоотверженной социальной активности, высокого понимания своей ответственности перед будущим. В дни, когда враг находился на подступах к Москве, сознание советского человека не было замутнено страхом поражения, а в момент нашего высокого торжества — водружения Знамени Победы над рейхстагом оно не жаждало необузданной мести. В любых, самых сложных коллизиях войны духовный облик советского солдата являл собой выражение ясности и гуманности политических целей социалистического государства, неистощимого оптимизма, глубокого интернационализма и патриотизма. — 39 —
|