Вспомним перестройку: наши «левые» проявили поистине дьявольский талант в десакрализации, замазывании всех священных для русского самосознания образов и символов – от Зои Космодемьянской и маршала Жукова до Александра Невского. Вот маленький пример огромной «загрязняющей способности» «левого» ТВ. 8 Марта 1992 года в традиционный праздник телевизионные «Вести» дали такой репортаж В. Куца, всего в 20 секунд: «Эту даму бальзаковского возраста звали так же, как героиню пушкинского романа, – помните: „Итак, она звалась Татьяной“. Так отметили праздник 8 Марта». И далее – скабрезная история о том, как часовой ставропольской тюрьмы за 700 рублей провел к заключенным женщину. И что военная прокуратура, вероятно, не будет раздувать это дело. В маленьком эпизоде репортер успел мазнуть грязью сразу несколько дорогих образов: праздник 8 Марта, давно утративший свое идеологическое значение и вошедший в число национальных праздников – ведь образ женщины и праздника был прямо увязан им с проституткой; армию, которая в телепередаче представлена в образе часового-взяточника и покрывающей его военной прокуратуры; Пушкина, чьи строки о самом чистом женском образе в русской литературе ассоциированы ТВ с гадостью. Разрывание связей, отказ от уходящих в прошлое корней, оправдываемый «любовью к дальнему» (прогрессу), объясняет свойственную левым неприязнь, а порой и ненависть ко всему устойчивому, прочному, строящемуся. Это, кстати, и было сутью совершенного Сталиным «переворота» – предал мировую революцию и занялся хозяйственным строительством («социализм в одной стране»). Народ изживал из себя левизну, в чем и упрекает его Д. Фурман в манифесте наших левых «Иного не дано»: «Основные носители этих тенденций, очевидно, поднявшаяся из низов часть бюрократии, которая, во-первых, унаследовала многие элементы традиционного крестьянского сознания, во-вторых, хочет не революционных бурь, а своего прочного положения». Это неприятие «прочного положения», к которому, по справедливому мнению левых, тяготеет «традиционное крестьянское сознание», пытаются обосновать и философски. Г. Померанц советует в «Независимой газете»: «Что же оказалось нужным? Опыт неудач. Опыт жизни без всякого внешнего успеха. Опыт жизни без почвы под ногами, без социальной, национальной, церковной опоры. Сейчас вся Россия живет так, как я жил десятки лет: во внешней заброшенности, во внешнем ничтожестве, вися в воздухе… И людям стало интересно читать, как жить без почвы, держась ни на чем». Жизнь без почвы, жизнь «человека из подполья», который для Достоевского был носителем мироощущения левых, наконец навязана всей России. Победа почти близка! — 10 —
|