|
Есть три социальные модели, которые в марксистском, например, анализе не очень ясны. А историческая социология показывает, что помимо противостояния элит и масс, или эксплуататоров и эксплуатируемых, еще фундаментальная линия раскола лежит между единоличной властью (царем) и олигархией. И эта борьба единого правителя (авторитарной личности) против олигархии и олигархии против авторитарной личности не менее важна, чем противостояние верхов и низов в обществе — это драматическая часть мировой истории. А в русской геополитике эта коллизия сопряжена с такими вопросами, как контроль над подвластными землями. Вот это интересно. Это мы видели с самого начала, с владимирских князей. Так, Андрей Боголюбский также боролся с олигархией и пал жертвой олигархии. Его убили бояре, которые хотели больше влияния на Владимирское княжество, а Андрей Боголюбский лишал их его. Это был один из заговоров, аналогичный, на самом деле, Французской революции или революции Кромвеля, только на уровне династическом. Или убийство императора Павла (своим собственным сыном), по сути дела, тоже было заговором олигархии. Заговор олигархии в русской истории всегда сопряжен с западничеством. Не всегда с талассократией, потому что талассократия в русскую историю как самостоятельный, самозначимый фактор вошла полноценно только с эпохи Great Game — Большой игры с Англией, когда Англия стала глобальной империей. Но западничество было и раньше. И это западничество всегда, начиная с Даниила Галицкого, с Галицко-Волынского княжества, через Литовскую Русь, через Курбского, через заговор бояр в эпоху Смутного времени и так далее — на всех этапах вплоть до российской олигархии 1990—2000-х годов — существует, и всегда оно связано с ослаблением геополитического контроля в России. Так вот, геополитический анализ путинского периода, от его прихода к власти до нынешнего 2013 года, с геополитической точки зрения вписывается в евразийский реванш. Неслучайно Путин провозглашает Евразийский союз, то есть осторожно говорит о необходимости продолжения или восстановления территориальной власти над землями Хартленда. Путин представляет собой носителя (с геополитической точки зрения) реставрационистских тенденций. Он обращает вспять тот тренд, который стал доминирующим в геополитике в 80-е и 90-е годы, и действует в ключе, прямо противоположном, с геополитической точки зрения, Горбачеву и Ельцину, с той лишь особенностью, что Ельцин так или иначе причастен к появлению Путина. Когда мы говорим о Примакове или, например, о чеченской кампании (даже провальной Первой чеченской кампании), видно, что в Ельцине уже начинает работать какой-то дополнительный фактор, позволяющий сделать вывод о том, что определенное понимание преемственности русской истории, евразийства, русской теллурократической судьбы у Ельцина тоже есть. Потому что, если бы этого не было, то не было бы Путина, не было бы Первой чеченской кампании и вообще не было бы России просто. — 53 —
|