|
Но в общем и целом Россия казалась американцам в конечном счете склонной к дипломатическому компромиссу. Это оценка, казалось, оправдала себя в первый же день заседания, когда и Сталин, и Черчилль дружно решили — вместе с американцами — не приглашать в Германию Китай. * * * Окружающая Трумэна свита теперь была более, чем прежде, убеждена, что Германию не следует доводить до предела, что Германия может понадобиться. Теперь речь шла о предоставлении американской зоне оккупации значительной автономии. Стимсон в тот же памятный день 16 июля добился от Трумэна «прекращения уничтожения германских припасов». Немцев следует сделать способными «платить свою долю в процессе необходимой реабилитации Европы»1. Это потребует значительной децентрализации, в Германии отдельные районы должны получить весомую долю самоуправления. Одно дело — оккупированная страна, другое — страна самоуправляемая на региональном уровне, которая не позволит демонтировать местное предприятие. В «Цецилиенгофе» Черчилль встретился со Сталиным, который сообщил о демаршах японских дипломатов: «Японцы осознают мощь союзников и очень напуганы. Что такое безоговорочная капитуляция, можно видеть здесь, в Берлине и в остальной Германии». Черчилль сказал, что Британия «приветствует Россию как великую державу, и особенно как державу морскую. Чем больше кораблей плавает по морям, тем лучше будут наши отношения». Сталин был изумлен тем, что Черчилль взял с собой Эттли: как можно представить себе поражение на выбо- 1 Potsdam Papers, v. II, p. 756. 268 рах, заранее готовя дублера? Как бы ни повернулась далее история, но на данном этапе очевидцы фиксируют слова Черчилля, которые тот повторил многократно в адрес Сталина: «Мне нравится этот человек». Идеи пишет, что премьер попал под необъяснимое влияние. Он пытался сказать Черчиллю, что им невольно манипулируют — никакого отклика. На первом этапе конференции Трумэн сознательно стремился создать о себе мнение как о решительном и жестком политике и был доволен, когда это ему удавалось. Матери он писал после первой встречи со Сталиным и Черчиллем: «Стоило мне занять пост председателя, как я заставил их двигаться». А мы видим, как с первых же фраз рождается то, что выросло в «холодную войну». Совершенно ненужный спор о Германии в начале конференции. «Сталин: Германия — это то, что стало с нею после войны. Другой Германии нет. Трумэн: Почему бы не иметь в виду Германию 1937 года? Сталин: Минус то, что она потеряла. Давайте — хотя бы на время — видеть в Германии географическое понятие. — 200 —
|