Т. Шанин видит истоки этого равнодушия к важным (а порой и важнейшим) хозяйственным укладам в философских основаниях западной экономической науки, которые сказались и на истмате. Он пишет: «Эмпирические корни этой всеохватывающей эпистемологии современных обществ и экономик лежат в романтизированной истории индустриализации, в представлении о беспредельных потребностях и их бесконечном удовлетворении с помощью все увеличивающихся богатств… С этим связывают воедино также силу науки, человеческое благополучие, всеобщее образование и индивидуальную свободу. Бесконечный многосложный подъем, величаемый Прогрессом, предполагает также быструю унификацию, универсализацию и стандартизацию окружающего мира. Все общества, как считается, движутся от разного рода несообразностей и неразумия к истинному, логичному и единообразному, отодвигая „на обочину“ то, что не собирается следовать в общем потоке». Но в послевоенные десятилетия положение изменилось даже на Западе. Только вместо крестьянского двора на арену вышли малые предприятия. Стало очевидным, по словам Шанина, что «маргинальные формы не сокращаются, масштабы экономической деятельности, осуществляемой вне доминирующих систем и соответствующей политэкономической логики, все возрастают». В первую очередь это можно отнести к малым предприятиям в промышленности. Существует не непрерывный спектр распределения предприятий по величине, а два (или больше) принципиально разных вида хозяйственных организмов. Иными словами, малые предприятия представляют собой самостоятельное социально‑экономическое и культурное явление, особый производственный уклад. Возвращаясь в проблеме освещения в экономической теории «эксполярных» форм, Т. Шанин высказывается очень резко: «Первое, что необходимо признать, — это умышленная ложь, содержащаяся в моделях как „свободного рынка“, так и „плановой экономики“, — реальность от них отличается, модели — скорее карикатуры на эту реальность. Ни одна рыночная экономика не свободна от государственного вмешательства, не было и такой плановой экономики, которая была бы тотально структурирована согласно плану. Еще важнее и еще противоречивее — что существующие экономики не представляют собой смеси двух полярных принципов, т.е. это не есть что‑то промежуточное (и поэтому слишком большую долю планирования нельзя вылечить благоразумной инъекцией рынка, и наоборот». Вспомним, с каким безумием ринулись к «чистому» рынку наши реформаторы типа Гайдара. Они были воспитаны в истмате, из которого легко перескочили к другому «полюсу», потому что по типу мышления эти полюса одинаковы. Не лучше были и те соратники Горбачева, что хотели «подправить» плановую систему «инъекцией рынка». Они исходили из моделей‑карикатур. — 135 —
|