|
К 2011 г. таких взаимосдержек фактически не осталось. Установилась модель назначений из одного силового ведомственного центра. Могут возразить, что военная хунта в России нереальна.
Но ведь реален же стал вариант военного правления в территориально и демографически сопоставимой с РФ Бразилии (1964–1985 гг.).
Нейтрализовать вмешательство силовых структур возможно также посредством применения технологий контекстного управления. Искусственно создается атмосфера неприемлемости применения военной силы. Соглашаясь играть по правилам контрэлиты (армию – не привлекаем), власть обрекает себя на поражение. Методика формирования такого контекста детально проработана в теории несилового сопротивления Дж. Шарпа. Достоверно известно об ее использовании оппозицией в ряде «цветных» революций последних лет (см. главу 3).
Проведенный анализ исторического опыта контрэлитного партогенеза позволяет утверждать, что организованной национальной контрэлиты в современной России не существует. Ни одна из классических стадий ее формирования не пройдена. Соответственно, если произойдет зарождение истинной контрэлиты и ее инфраструктуры, то для прохождения всей дистанции необходимо будет около десятилетия.
Глава 6 Семиосфера контрэлиты как фактор властной трансформации
«Единство всякой культуры, – заявлял в свое время О. Шпенглер, – опирается на единство языка ее символики» [187] . Опираясь на данное изречение основоположника теории культурно-исторических типов, можно говорить о связи политического единства с единством семиотического пространства [188] . Этот аспект обеспечения государственного единения совершенно напрасно обделяется вниманием со стороны политического руководства страны. Между тем, развитие информационных технологий в мире позволяет использовать символы в качестве средства управления и манипуляций массовым сознанием. «Оранжевые революции» это с наглядностью продемонстрировали. Обнаружилось, что российские общественные науки совершенно не готовы к новым вызовам управленческого оперирования символами-мотиваторами.
В современности уже не столько военная мощь, сколько возможности оказания воздействия на сознание (и подсознание) человека являются составляющей политического успеха государств и партий. В чем истоки этих управленческих технологий? Исследование их генезиса неизбежно уводит вглубь веков. Знание о механизмах воздействия символов на духовное, психологическое и психическое состояние человека и народов накапливалось и практически апробировалось давно. Посредством соответствующих знаков происходила идентификация «свои» и «чужие». «Флаги, – писал С. Хантингтон, – имеют значение, как и другие символы культурной идентификации, включая кресты, полумесяцы и даже головные уборы, потому что имеет значение культура, а для большинства людей культурная идентификация – самая важная вещь. Люди открывают новые, но зачастую старые символы идентификации, и выходят на улицы под новыми, но часто старыми флагами, что приводит к войнам с новыми, но зачастую старыми врагами» [189] . Необходим анализ феномена политической символики в исторических прецедентах властных трансформаций.
— 112 —
|