(Еще дока Наполеон I, пацаны, говорил, что промышленность более национальна, чем торговля.) Но никто из политиков никогда не будет говорить своим избирателям, что его цель – ограбить соседние страны, скупить по дешевке их промышленность и недвижимость, захватить рынки и поработить тамошних аборигенов. Пропаганда не терпит откровенности. Для оправдания грабежа и насилия чужих народов более приемлемы, например, термины: "национальные интересы", "сфера влияния", "защита товаропроизводителей" и т.п. Именно вопрос о так называемых "национальных интересах", которым всегда прикрывались финансово-промышленные интересы, стал главным лейтмотивом выступлений всех ведущих ораторов эпохи мировых войн. Что представляли из себя G-модераторы того времени – это тема для толстенного конспирологического трактата. А вот что же из себя представляли движимые ими марионетки – про это можно и сейчас порассказывать. Приведу несколько ярких примеров таких личностей. Лидер французских радикалов Жорж Клемансо был в 1870-1871 годах мэром одного из центральных районов Парижа. Он не рискнул стать на сторону Коммуны, спокойно наблюдая за ее агонией, но ораторский импульс революционных агитаторов придал ему уверенности в том, что путь в большую политику не так уж и сложен, если мастерски владеешь искусством разводить вшивую голытьбу. Попав в депутаты Национального собрания Франции в 1871 году, Клемансо стал лидером крошечной радикальной партии, которая благодаря его ораторскому мастерству в конце 1890-х годов приобрела солидное влияние на внутреннюю и внешнюю политику страны. Чем лидер радикалов брал французского обывателя за хобот? Прежде всего - четкой сословной направленностью содержания выступлений. Клемансо делал ставку на психологию мелкой провинциальной буржуазии. Она по отношению к аристократически-интеллигентскому истеблишменту, освященному многовековой славой, чувствовала себя, несмотря на весь свой растущий материальный достаток, конкретным быдлом. Это, во-первых. А во-вторых, к пролетарским массам крупных городов голимые провинциалы относились с презрением и затаенным страхом, ненавидя все социальные лозунги левых. Клемансо в своей пропаганде использовал язвительное остроумие, когда с трибуны расправлялся с клерикалами и монархистами, и свой публицистический талант и волю, когда боролся с социалистами, используя их же собственные лозунги. Здесь мы, как и в случае с Робеспьером видим, что сами пиаровские фразы, будь они хоть трижды закодированными-перекодированными никогда не служат одному хозяину. Они работают на того, кто более оперативно откликается на ситуацию и умеет распознать настроение толпы. — 179 —
|