Наина хоть и возражала против встречи, но сорочку подала сразу. Он ее натянул, а пуговицы застегнуть сил не хватает. Сидит в таком жалком виде и пугает нас: - Пойду на переговоры, пойду на переговоры, иначе выйдет скандал на весь мир. Врачи уже боятся к нему подступиться, а Борис Николаевич требует: - Сделайте меня нормальным, здоровым. Не можете, идите к черту... Меня всегда восхищало терпение наших докторов. Приземлились. Прошло минут десять, а из нашего самолета никто не выходит. Посмотрели в иллюминатор - почетный караул стоит. Ирландский премьер-министр тоже стоит. Заметно, что нервничает. Олег Николаевич стоит на кухне, в двух шагах от выхода, и не знает, что делать. Ельцин обреченно спрашивает: - А кто тогда пойдет? - Вместо вас пойдет Олег Николаевич. - Нет, я приказываю остаться. Где Олег Николаевич? Свежевыбритый, элегантный Сосковец подошел к президенту: - Слушаю вас, Борис Николаевич. - Я приказываю вам сидеть в самолете, я пойду сам. Кричит так, что, наверное, на улице слышно, потому что дверь салона уже открыли. А сам идти не может. Встает и падает. Как же он с трапа сойдет? Ведь расшибется насмерть. Тогда принимаю волевое решение, благо, что Барсуков рядом и меня поддерживает: - Олег Николаевич, выходи! Мы уже и так стоим после приземления минут двадцать. Иди, я тебе клянусь, я его не выпущу. И Олег решился. Вышел, улыбается, будто все замечательно. Когда он спустился по трапу, я запер дверь и сказал: - Все, Борис Николаевич, можете меня выгонять с работы, сажать в тюрьму, но из самолета я вас не выпущу. Олег Николаевич уже руки жмет, посмотрите в окно. И почетный караул уходит. Борис Николаевич сел на пуфик и заплакал. В трусах да рубашке. Причем свежая сорочка уже испачкалась кровью от — 171 —
|