Без единого выстрела: Из истории российской военной разведки

– Вы надеетесь на персидских солдат, что вызвались сопровождать вас? – продолжал Дюфур еще более участливо. – Я бы не возлагал на них большой надежды. Посмотрите в окно.

О’Донован увидел, что персы седлали коней. Некоторые были уже в седле.

– Я объяснил им трудности, что их ожидают, – пояснил Дюфур. – И, видите, они приняли разумное решение вернуться. Если ехать и туркменскую степь с охраной было рискованно, то отправляться одному – самоубийство. Вы понимаете меня?

О’Донован понимал. Он согласился с этим столь предупредительным и доброжелательным человеком. Он никуда не поедет. Пожалуй, он действительно вернется.

На следующий день, на рассвете, когда все спали, он выехал из этой пограничной деревушки. Но выехал в направлении Мерва. С ним ехали туркменские проводники. Если у человека есть деньги и настойчивость, он не останется один далее в туркменской степи – так думал О’Донован, когда последние глинобитные хижины растворились в солнечном мареве за горизонтом.

– Нас убьют, сахиб, – пыл за его спиной слуга-курд. – Вот увидите, сахиб, нас убьют.

Он приказал слуге замолчать. Тот повиновался, но через несколько минут начинал снова:

– У меня сердце чует, что нас убьют, сахиб. Может, лучше вернуться?

О’Донован заставлял себя не слушать его.

Не мог же да и не стал бы он объяснять этому кретину с кривыми ногами и лицом, заросшим бородою до самых глаз, что поездка его не безумная выходка эксцентричного англичанина. Что верные люди в Мерве знают о нем и ждут его. Речь шла о политическом фарсе. Постановщик и режиссер – британская секретная служба. Солист – он, корреспондент английской газеты. Остальные статисты.

В Мерв О’Донован прибыл поздней ночью и сразу же был помещен в пустую кибитку, которая, казалось, только и ожидала его. Правда, поначалу ему не разрешили покидать ее. Это была необходимая строгость. Он был чужестранец, намерения его были непонятны и, возможно, пугающи.

– Пусть сахиб не выходит из кибитки – в городе много собак. Они могут покусать сахиба.

Он не стал проявлять нетерпения. Так было должно. Людям, не видевшим ни одного европейца, нужно было дать привыкнуть к самой мысли, что в городе англичанин.

И еще об одном предупредили его. Чтобы не вздумал писать. Кочевники, уже слышали о «ференги», которые записывают то, что видят, а потом по их стопам приходят солдаты. Если он вздумает написать хотя бы слово, ему перережут глотку. Так сказали ему сумрачные туркмены, приставленные стеречь его.