|
И лишь позднее, когда вино возымело свое действие и языки развязались, они заговорили о деле в полный голос. – Господа, господа! А представляете себе, какое лицо будет у царя, когда ему доложат об этом? А, господа? – И толстяк со шрамом на подбородке вытянул подвижное лицо и выкатил глаза, изображая крайнюю степень изумления и испуга. Он поворачивался в разные стороны, пока все за столом не оценили его шутки и не захохотали. – Царь-то что. – Толстяк вернул лицу обычное свое выражение. – А вот воеводу в Архангельске мы удивим. То-то обрадуется: купцы пожаловали! – Бах! – наставил на него палец сосед. – Бах! Бах! – подхватили остальные и снова долго смеялись. – А что, господа, я полагаю, экспедиция задумана основательно… Почему бы не поговорить им, храбрым шведским офицерам, о своих делах? Кто услышит их здесь, за тысячу миль и за два моря от русских? Да и кому вникать в их речи? Не глупому же слуге, что приносит им вино и ни слова не понимает по-шведски. И не этому бродяжке с деревянной ногой, что совсем пьяный сидит со своей бутылкой. А в другом конце зала шумела своя компания, и оттуда слышались женский смех и песни. Уходили они уже за полночь. Последним шел толстяк, он все никак не мог одолеть, высокий порог, и другие офицеры со смехом вытащили его на улицу. Человек с деревянной ногой дождался, пока стихли их голоса на лестнице и последний раз звякнула колокольцем входная дверь. Только тогда он встал и, чуть припадая на деревяшку, направился в каморку, что была рядом с кухней. Слуга бегом принес ему свечу, перо и бумагу. Человек плотно прикрыл дверь и сел к столу. Выражение пьяной сонливости сошло с его лица. Сейчас, именно сейчас, по свежей памяти должен он записать весь слышанный им разговор. Рано веселились, рано смеялись эти шведы. Про все написал он, про все. И про адмирала Сьеблада, которому король Карл поручил это дело, и про то, где готовится сама экспедиция и корабли – в Готенбурге. Все написал он, все, что слышал. А чего не мог написать, то додумал про себя. И он бы мог сидеть вот так же, как они, за большим столом, офицер среди офицеров. Так и было до недавнего времени, пока не пришел тот несчастный день и злосчастный залп со шведского фрегата не сломал его жизнь пополам. Уволенный с русской службы с аттестатом и деревянной ногой, он вернулся в Голландию, где не знал бы, чем занять себя, если бы верный человек не шепнул ему заглянуть к русскому представителю. Так оказался он снова при деле. А теперь уж, наверное, и при деньгах. За военные сообщения резидент платил щедро, а за такую весть тем паче. — 11 —
|