|
— Гранатой! — кричу я. Мой напарник уже держал ее наготове, но не решался бросить без команды. В следующий миг резко щелкнул над головой ударно-спусковым механизмом, во вход блиндажа полетела граната. Фриц пулей выскочил наверх и, подняв руки вверх, скороговоркой залепетал: — Гитлер капут! Гитлер капут! Я еще не успел вскочить на ноги, как мой напарник, не обращая внимания на прогремевший в блиндаже глухой взрыв, картинно выставил вперед штык и почти вплотную приставил его к груди фашиста. — Гераде! Форвертс! Шнель! Шнель! — закричал я в радостном волнении, и мы втроем побежали к поджидавшим нас товарищам, которые заканчивали перевязку. И вот мы все вместе. Смотрю на пленного, и меня берет оторопь: такого рослого немца я вижу впервые. У него не руки, а медвежьи лапы. Сам рыжий, с золотым пушком на одутловатом лице. Только округлившиеся от страха глаза да периодическое подергивание подбородка выдавали его состояние. И все в нем огромно: не сапоги, а какие-то трубы, поддерживающие его могучее тело. «Боже, как же он помещался в траншее, ходил, вероятно, всегда пригнувшись», — сочувственно промелькнуло в голове. Шинель распахнута, на ремне и в карманах оружия не обнаружили. Из бокового кармана мундира снова извлекаю солдатскую книжку и перекладываю ее в свой. — Трахни его по голове гранатой, — предлагает мой товарищ, — не захочет идти — мы с ним не справимся. А пленный понуро стоит, заискивающе и боязливо поглядывая на нас. И я вдруг замечаю: из-под мундира выглядывает конец брючного ремня. Мысль срабатывает молниеносно. Хотя сама идея стара как мир, но решаю ею воспользоваться. Хватаюсь за ремень — удар ножом, и он разрезан. Отхватываю и часть брюк с пуговицами. Немец по-прежнему ошалело смотрит на нас и не двигается. Жестами показываем ему, что надо делать с брюками. Ожили и наши пехотинцы, заулыбались. В этот момент видим бегущих к нам со стороны противника двух бойцов. Пробегая мимо, они обрушили на нас поток такой отборной брани, какую не найти во всех словарях мира. Из всего выпаленного ими нам удалось извлечь и кое-что разумное: уже был дан сигнал отхода, а внизу за скатом накапливается для контратаки немецкая пехота. Мы им пытались что-то сказать, но они, не останавливаясь, прокричали еще раз: «Отбой! Всем отступать!» — и, взяв правее, пробежали мимо и быстро скрылись из вида. В круговерти боя мы замечали только то, что происходило в непосредственной близости. Поэтому ни на автоматную стрельбу, ни на разрывы мин и снарядов, постоянно с грохотом и зловещим посвистом рвавшихся вокруг, не обращали внимания. Все наши мысли и действия были подчинены одному — выполнению поставленной задачи. Мы жили своим боем, происходившим на этом маленьком клочке земли, у первой вражеской траншеи. — 83 —
|