Записные книжки

Когда солнце всходило, великолепное облако перехватило его, направляя вспышки голубого света поперёк неба. То была игра света со мраком — и игра эта продолжалась, пока фантастическое облако не скрылось за множеством дымовых труб. Как странно мелочен мозг, даже интеллектуально развитый, обученный. Он навсегда останется мелочным, что бы ни делал; он может добраться до луны и дальше или погрузиться в самые глубокие слои земли; он может изобретать, собирать самые сложные машины, компьютеры, которые будут изобретать компьютеры; он может разрушать и воссоздавать себя, но что бы он ни делал, он навсегда останется мелочным. Потому что он может функционировать лишь во времени и пространстве; его философские взгляды скованы его собственной обусловленностью, его теории, его спекуляции сотканы из его же хитростей. Он не может убежать от себя, что бы он ни делал. Его боги и спасители, его учителя и лидеры так же малы и мелочны, как он сам. Если он глуп, он старается стать умным, а то, насколько он умен, оценивается с точки зрения успеха. И он всегда что‑то преследует или что‑то преследует его. Его тень — это его собственная скорбь. Что бы он ни делал, он всегда останется мелочным.

Его действие означает бездействие в занятии самим собой; его реформы всегда нуждаются в дальнейшей реформе. Он скован своим действием и своим бездействием. Он никогда не спит, а его сны — это пробуждение мысли. Будь он активный, будь он благородный или низменный, он — мелочен. Нет конца его мелочности. Он не может убежать от самого себя; его добродетель посредственна, и его мораль посредственна. Есть только одно, что он может делать, — быть полностью и совершенно тихим, спокойным. Этот покой — не сон или лень. Мозг чувствителен, и для того, чтобы оставаться чувствительным, без своих привычных самозащитных реакций и без своих обычных суждений, осуждения, одобрения, единственное, что мозг может сделать, это быть абсолютно спокойным — что означает состояние отрицания, полного отказа от себя и своей деятельности. В этом состоянии отрицания он уже не мелочен, он уже не накапливает, чтобы чего‑то достичь, что‑то осуществить, чем‑то стать.

Тогда он то, что он есть: технический, механистичный, изобретательный, защищающий себя, рассчитывающий. Совершенная машина не бывает мелочной, и когда мозг функционирует на этом уровне, он — превосходная вещь. Подобно всем машинам, мозг изнашивается — и умирает. Мелочным он становится тогда, когда начинает исследовать неизвестное — то, что неизмеримо. Его назначение — в известном, мозг не может функционировать в неизвестном. Его творения — в поле известного, но творением непознаваемого ему никогда не овладеть, ни в краске, ни в слове; эта красота ему недоступна. Только когда он полностью спокоен, безмолвен без единого слова и неподвижен без жеста, без движения — тогда есть эта безмерность.