Мы стараемся заставить действие сообразоваться с идеей. Пусть идея или идеал есть ненасилие; тогда наши действия, жесты, мысли будут созданы по форме, соответствующей этому образцу мысли; то, что мы едим, во что одеваемся, что говорим становится особенно важным, так как с помощью всего этого мы судим о цельности характера. Теперь цельность характера делается важной, а совсем не то, чтобы не причинять насилия; вы особенно живо интересуетесь, какие у вас сандалии, что вы едите, но забываете о состоянии ненасилия. Идея всегда вторична, и таким образом вторичные факторы начинают господствовать над первичными. Вы можете писать, читать лекции, вести беседу об идее; идея обладает большими возможностями для расширения личности, состояние же ненасилия не дает никакого удовлетворения, связанного с расширением личности. Идея, будучи рождена личностью, дает стимулы для удовлетворения, в позитивном или негативном смысле; состояние же ненасилия ничем особенно не привлекает. Ненасилие есть результат, побочный продукт, но не цель сама по себе; оно становится самодовлеющей целью лишь тогда, когда преобладает идея. Идея — это всегда вывод, завершение, проецированная изнутри цель. Идея есть движение в сфере известного; но мысль не может сформулировать, что же это такое — быть в состоянии ненасилия. Мысль может размышлять о ненасилии, но сама она не может быть ненасильственной. Ненасилие — не идея; его нельзя превратить в образец действия. ЖИЗНЬ В ГОРОДЕКомната была хороших пропорций, тихая и спокойная. Элегантная мебель подобрана была с большим вкусом. На полу лежал толстый, мягкий ковер. В мраморном камине горел огонь. Старинные вазы были собраны со всех частей света. На стенах висели картины современных художников и несколько полотен старых мастеров. Красота и комфорт были хорошо продуманы и с большой тщательностью осуществлены; во всем чувствовалось богатство и вкус. Окна выходили в небольшой сад, за которым старательно ухаживали в течение многих лет. Жизнь в городе как‑то странно оторвана от вселенной. Вместо долин и гор появились здания, созданные рукой человека. Взамен бурных потоков слышится рев городского движения. По вечерам едва можно увидеть звезды, даже если кто‑нибудь и пожелал бы этого, так как огни в городе слишком ярки. Днем виден совсем крохотный кусочек неба. Несомненно, что‑то происходит с жителями города, они хрупкие и отполированные, у них есть церкви и музеи, алкоголь и театры, красивые одежды и бесконечные магазины. Повсюду люди — на улицах, в домах, комнатах. Облако плывет по небу, но лишь немногие обратят на него внимание. Везде беготня и сутолока. — 78 —
|