Проблемы жизни

По ту сторону дороги находился большой пруд. Незадолго до этого сильный ветер с моря взбудоражил его воды, но сейчас они были совершенно спокойны и отражали большие листья дерева. Одна или две лилии тихо плавали на его поверхности, а нераспустившийся бутон только что показался над водой; птицы начали слетаться. Несколько лягушек бросились в пруд; круги на воде вскоре исчезли, и снова поверхность стала гладкой. На самой верхушке высокого дерева сидела птица и чистила клювом свои перья и пела; она только что сделала круг и вернулась на свое высокое и уединенное место. Она была в полном восторге от мира и от самой себя. Около дерева сидел плотный мужчина с книгой в руках, но ум его был где‑то далеко. Он сделал было попытку читать, но ум его вырывался все снова и снова. В конце концов он перестал бороться и предоставил уму действовать, как он хочет. Грузовик медленно и с трудом поднимался в гору; несколько раз надо было менять скорость.

Мы так заняты согласованием результатов, внешних проявлений и феноменов. Мы озабочены прежде всего внешним порядком; с внешней стороны мы налаживаем жизнь в соответствии с принятыми решениями, теми внутренними принципами, которые считаем для себя обязательными. Почему мы заставляем внешнее сообразовываться с внутренним? Почему мы действуем согласно идее? Может быть, идея сильнее, могущественнее, чем действие?

Сначала мы вводим идею, аргументированную или интуитивно прочувствованную, а потом пытаемся действие приблизить к идее; мы стремимся жить в согласии с идеей, осуществлять ее на практике, дисциплинировать себя в свете этой идеи — так происходит вечная борьба за то, чтобы втиснуть действие в рамки идеи. Почему существует эта непрестанная и мучительная борьба за то, чтобы придать форму действию в соответствии с идеей? Что это за стремление заставить внешнее сообразовываться с внутренним? Для того ли оно существует, чтобы усиливать внутреннее, или для того, чтобы внутреннее, полное неуверенности, могло получить уверенность от внешнего? Когда мы ищем поддержку от внешнего, не указывает ли это на то, что внешнее имеет для нас большее значение и важность? Внешняя реальность имеет свое значение, но когда она рассматривается как свидетельство подлинности, не указывает ли это со всей очевидностью на доминирующую роль идеи? Почему идея стала всевластной? Чтобы заставить нас действовать? Но разве идея помогает нам действовать, или она скорее препятствует действию?

Идея, несомненно, ограничивает действие; в силу страха перед действием идея выдвигается на первый план. В идее — спасение, в действии — опасность. Для того чтобы контролировать действие, которое не имеет границ, культивируется идея; и чтобы затормозить действие, идея пускается в ход. Подумайте, что случилось бы, если бы вы были по‑настоящему щедры в действии! Так щедрости сердца вы противопоставили щедрость ума; дальше вы не идете, ибо не знаете, что случится с вами завтра. Идея управляет действием. Действие полно, открыто, широко; страх же в виде идеи вмешивается в действие и берет его на себя. Так наиважнейшим становится идея, а не действие.