|
Пламя недовольства
В раннем утреннем солнечном свете листья дерева прямо за окном создавали танцующие тени на белой стене комнаты. Дул нежный ветерок, и те тени никогда не успокаивались. Они были настолько же живыми, как сами листья. Один или два потихоньку двигались с изяществом и непринужденностью, но движение остальных было сильным, судорожным и беспокойным. Солнце только что взошло из-за лесистого холма. День не будет жарким, потому что бриз дул с севера, от заснеженных гор. В тот ранний час царила удивительная тишина, тишина дремлющей земли, прежде чем человек начнет свой тяжкий труд. В пределах этой тишины было слышно визжание попугаев, безумно летящих к полям и лесам; в пределах нее были хриплые крики ворон и щебетание множества птиц; в пределах нее были отдаленные гудки поезда и звук фабричного свистка, объявляющего час. Это был час, когда ум был столь же открыт, как небеса, и столь же чувствителен, как любовь.
Дорога была очень переполнена, и люди, идущие по ней, едва обращали внимание на автогужевой транспорт; они, было, с улыбкой отступали в сторону, но сначала должны были посмотреть вокруг, чтобы увидеть, кто позади них делал так много шума. Ехали велосипеды, автобусы и телеги с волами и люди, тянущие более легкие телеги, загруженные мешками с зерном. Магазины, продавая все, что человек мог захотеть, от иголок до автомобилей, разрывались из-за обилия людей.
Эта же самая дорога вела через богатую часть города с обычной для нее отчужденностью и опрятностью к открытой местности, и недалеко стояла известная могила с надгробием. Вы оставляете автомобиль у внешнего входа, поднимаетесь на несколько ступенек и идете через открытый сводчатый проход в ухоженный и поливаемый сад. Поднимаясь по песчаной дорожке и по еще нескольким ступенькам, вы проходите через другой сводчатый проход с синими плитками и вступаете во внутренний сад со стеной вокруг него. Он был огромен, там были акры сочных, зеленых лужаек, прекрасных деревьев и фонтанов. В тени было прохладно, и звук падающей воды был приятен. Обходная тропа, которая шла вдоль стены по краю лужайки, имела границу из великолепных цветов, и потребовалось бы долгое время, чтобы обойти вокруг нее. Следуя за тропой, которая делала срез через лужайки, вы задавались вопросом, как так много места, красоты и работы можно было отдать могиле. Затем вы поднимались по длинному ряду ступенек, которые открылись на обширной платформе, покрытой плитами из красновато-коричневого песчаника. На этой платформе возвышалась величественная могила. Она была построена из гладкого, отполированного мрамора, и единственный мраморный гроб в ней сиял из-за мягкого света солнца, который просачивался через замысловатое решетчатое мраморное окно. Она казалась одинокой в своем покое, хотя была окружена великолепием и красотой.
С платформы вы могли видеть, где древний город с его куполами и воротами встречался с новым, с его стальными опорами для радиостанций. Было странно видеть соприкосновение старого и нового, и воздействие этого будоражило все ваше бытие. Это было, как если бы прошлое и настоящее всей жизни лежало перед вами, как простой факт, без вмешательства цензора и его выбора. Синий горизонт протянулся вдаль за городом и лесами. Он останется навсегда, в то время как новое превратится в старое.
Их было трое, все довольно молодые: брат, сестра и друг. Хорошо одетые и очень образованные, они легко говорили на нескольких языках и могли рассказать о самых последних книгах. Было странно усадить их в той голой комнате. Там было только два стула, и одному из молодых людей пришлось неловко на полу без удобства, портя складки на хорошо отутюженных брюках. Воробей, чье гнездо было сразу снаружи, внезапно появился на подоконнике открытого окна, но увидев незнакомые лица, запорхал и улетел подальше.
«Мы пришли, чтобы обсудить довольно личную проблему, – объяснил брат, – и надеемся, что вы не возражаете. Я могу рассказать о ней? Понимаете, у моей сестры сейчас ужасный период в жизни. Она стесняется, когда объясняет это, так что я сейчас рассказываю за нее. Мы очень любим друг друга, и были почти неразлучны с тех пор, как были подростками. Нет ничего нездорового в том, что мы вместе, но она была дважды замужем и дважды разводилась. Через это все мы прошли вместе. Мужья по-своему были неплохими, но я беспокоюсь за свою сестру. Мы консультировались с известным психологом, но так или иначе это не срабатывало. Нам нужно сейчас во все это вникать. Хотя я никогда не встречался с вами лично, я узнавал о вас в течение нескольких лет и прочитал некоторые из ваших изданных бесед.
Так я убедил свою сестру и нашего общего друга прийти со мной, и вот мы здесь». Он колебался в течение нескольких минут, а затем продолжил.
«Наша трудность состоит в том, что моя сестра, кажется, ничем не удовлетворена. Буквально ничто не приносит ей какого-либо рода удовлетворение или довольство. Недовольство стало почти ее манией, и, если что-то не выходит, она совсем разбита».
Разве это не хорошо быть недовольной?
«До определенной степени, да, – ответил он, – всему имеются пределы, а это заходит слишком далеко».
Что плохого в том, чтобы быть полностью недовольным? Что мы обычно называем недовольством – это неудовлетворенность, которая возникает, когда не исполнилось какое-то желание. Не так ли?
«Возможно, но моя сестра пробовала так много вещей, включая эти два брака, но и не была счастлива ни в одном из них. К счастью, не было детей, которые бы далее усложнили дело. Но думаю, что она теперь может говорить за себя. Я только хотел начать распутывать клубок».
Что является довольством и что такое недовольство? Приведет ли недовольство к удовлетворенности? Будучи недовольным, вы когда-либо сможете обнаружить другое?
«Ничто по-настоящему меня не удовлетворяет, – сказала сестра. – Мы хорошо живем, но вещи, которые можно покупать за деньги, потеряли свою значимость. Я много читала, но, как я уверена, что вы знаете, это ни к чему не приводит. Я немного увлекалась различными религиозными доктринами, но они все кажутся совсем надуманными. И что вам после этого остается? Я много думала об этом и знаю, что я такая не из-за отсутствия детей. Если бы у меня были дети, я отдавала бы им свою любовь и все такое, но это мучение из-за недовольства, конечно же, продолжалось бы. Я не могу найти способ для управления им или направления в определенное русло, как, кажется, делает большинство людей, в некую поглощающую деятельность или интерес. Тогда бы оно легко уплывало, возникал бы случайный шквал, который неизбежен в жизни, но можно было бы всегда находиться в пределах спокойных вод. Я чувствую, как будто бы нахожусь в бесконечном шторме, без какой-нибудь пристани безопасности. Где-нибудь я хочу найти какое-то успокоение. Но, как я сказала, то, что могут предложить религии, кажется мне совсем глупым, ничем, кроме кучи суеверий. Все остальное, включая служение государству, является только рациональной заменой реальности, а я не знаю, какова реальность. Я пробовала различные отвлекающие подходы, включая текущую философию безнадежности во Франции, но осталась с пустыми руками. Я даже экспериментировала с принятием одного или двух из самых новейших наркотиков, но это, конечно, является окончательным актом отчаяния. Можно было бы с таким же успехом совершить самоубийство. Теперь вы все об этом знаете».
«Если позволите вставить слово, – сказал друг, – то мне кажется, что все это было бы решено, если бы она могла только найти что-то, что действительно интересовало ее. Если бы она имела живой интерес, который занял ее ум и ее жизнь, то это недовольство, которое снедает ее, исчезло бы. Я знаю эту леди и ее брата много лет, и продолжаю говорить ей, что несчастье является результатом отсутствия чего-то, что оторвет ее ум от нее самой. Но никто не обращает внимания на то, что сказано старым другом».
Я могу поинтересоваться, почему вы не должны быть недовольной? Почему вы не должны быть поглощены недовольством? И что вы подразумеваете под данным словом?
«Это боль, агонизирующее беспокойство, и, естественно, что каждый хочет избавиться от них. Это было бы неким садизмом хотеть остаться в данном состоянии. В конце концов, нужно быть способным жить счастливо, а не быть непрерывно терзаемым болью неудовлетворенности».
Я не говорю, что вы должны наслаждаться болью или просто терпеть, но почему вы должны пытаться убегать от этого с помощью интересного занятия или с помощью некой иной формы постоянного удовлетворения?
«Разве это не самое естественное, что можно сделать? – спросил друг. – Если вам больно, вы хотите избавиться от боли».
Мы не понимаем друг друга. Что мы подразумеваем под быть недовольным? Мы не исследуем простое словесное или объяснительное значение этого слова, и при этом мы не ищем причины недовольства. Мы придем к причинам позже. Что мы пытаемся делать, так это исследовать состояние ума, который пойман в ловушку боли из-за недовольства.
«Другими словами, что делает мой ум, когда он недоволен? Не знаю, я никогда прежде не задавала себе этот вопрос. Позвольте мне подумать. Но прежде всего, я поняла вопрос?»
«По-моему, я понимаю то, о чем вы спрашиваете, сэр, – вмешался брат. – Какое чувство у ума, что он находится в муках недовольства? Не так ли?»
Что-то вроде этого. Чувство необычно само по себе, верно? Независимо от его удовольствия или боли.
«Но может там быть вообще какое-либо чувство, – спросила сестра, – если оно не отождествлено с удовольствием или болью?»
Разве отождествление вызывает чувство? Не может быть чувства без отождествления, без названия? Чуть позже мы сможем подойти к этому вопросу. Но снова, что мы подразумеваем под недовольством? Существует ли недовольство само по себе, как изолированное чувство, или же оно с чем-то связано?
«Оно всегда связано с другим определенным фактором, с каким-нибудь побуждением, желанием или потребностью, не так ли? – сказал друг. – Должна всегда иметься причина, недовольство – это только признак. Мы хотим быть кем-то или приобрести что-то, а по какой-то причине не можем, и становимся недовольными. Я думаю, вот в чем источник ее недовольства».
Правда ли это?
«Не знаю, я не думала так глубоко», – ответила сестра.
Неужели вы не знаете, почему вы недовольны? Это потому, что вы не нашли что-нибудь, в чем могли бы забыться? А если бы вы действительно нашли некий интерес или деятельность, которой вы могли бы полностью занять ваш ум, прошла бы боль недовольства? Это оттого, что вы хотите быть довольной?
«О боже, нет! – воскликнула она. – Это было бы ужасно, это был бы застой»
Но не это ли то, что вы ищете? В вас может быть ужас быть удовлетворенной, но все же в желании быть свободной от недовольства вы преследуете превосходящий вид довольства, разве нет?
«Я не считаю, что хочу довольства. Но я действительно хочу освободиться от этого бесконечного страдания из-за недовольства».
А разве эти два желания отличаются? Большинство людей недовольны, но они обычно приручают его, находя что-нибудь такое, что дает им удовлетворение, а затем функционируют механически и перестают развиваться или же становятся ожесточенными, циничными и так далее. Является ли это тем, к чему вы стремитесь?
«Я не хочу стать циничной или просто перестать развиваться, это было бы слишком глупо. Я всего лишь хочу найти способ смягчить боль этой неуверенности».
Боль существует только тогда, когда вы сопротивляетесь неуверенности, когда вы хотите освободиться от нее.
«Вы имеете в виду, что мне надо остаться в таком состоянии?»
Пожалуйста, послу вы находитесь. Ваш ум противостоит ему. Недовольство – это пламя, которое нужно сохранять ярко горящим, а не тушить каким-нибудь интересом или деятельностью, к которой стремятся в результате реакции на боль из-за него. Недовольство болезненно, только когда ему сопротивляются. Человек, который просто удовлетворен, без того, чтобы понять полное значение недовольства, спит. Он не чувствителен к целому движению жизни. Удовлетворение – наркотик, и его сравнительно легко найти. Но, чтобы понимать полное значение недовольства, нужно прекратить поиск.
«Трудно не хотеть быть в чем-то уверенным».
Кроме механической уверенности, есть ли вообще какая-либо уверенность, какое-либо психологическое постоянство? Или имеется только непостоянство? Всякие взаимоотношения непостоянны. Все мысли с их символами, идеалами, проекциями непостоянны. Собственность потеряют, и даже сама жизнь заканчивается смертью, неизвестным, хотя человек строит тысячу хитрых структур верований, чтобы преодолеть ее. Мы отделяем жизнь от смерти, и, таким образом, оба остаются неизвестными. Довольство и недовольство подобно двум сторонам одной монеты. Чтобы быть свободным от боли недовольства, ум должен прекратить искать довольство.
«И что тогда нет никакого полного удовлетворения?»
Самоудовлетворение – это напрасное стремление, ведь так? В самом полном удовлетворении себя присутствует страх и разочарование. То, которое получено, становится прахом, но мы снова боремся, чтобы получить, и снова мы пойманы в ловушку горя. Если однажды мы осознаем этот целостный процесс, то самоудовлетворение в любом направлении, на любом уровне не будет иметь никакого значения вообще.
«Из этого следует, что бороться против недовольства означает тушить пламя жизни, – заключила она. – Я думаю, что понимаю значение того, что выговорите».
— 15 —
|