Никогда еще Ума не видела Рангу такой встревоженной. Похоже, и правда за мужа беспокоится. — Совершенно не помню, куда я поставила банку с медом, — сказала Ума. — Ничего, я сама поищу. Ранга повернулась к кладовке. — Постойте! — невольно вырвалось у Умы, но затем она только добавила: — Там света нет. — Дай мне спички. Ума протянула ей коробок. «Теперь будь что будет, — сжав зубы, твердила она себе, — я тут ни при чем». Ранга открыла дверь кладовки. Ума прислонилась к косяку и, затаив дыхание, ловила каждый шорох. Вот Ранга зажгла спичку. Вот отодвинула стоявшие на дороге мешки и банки и направилась к подвесной полке. Первая спичка догорела; она зажгла еще одну. Что это? Сдавленный крик — или ей показалось? Некоторое время все было тихо. Потом Ранга вышла из кладовки и закрыла за собой дверь на крючок. — Нет, со спичками там ничего не найдешь. Сейчас принесу свою лампу, — сказала она и вышла. Ума даже не пыталась разобраться, что творилось у нее на душе, но казалось, что черное подозрение, как змея сжимавшее тугими кольцами ее сердце, вдруг исчезло, и ей сразу стало легко дышать. Когда Ранга вернулась с лампой и снова подошла к двери кладовки, Ума наконец очнулась. — Постойте, — сказала она, — вы не найдете, я сама поищу. — Нет, — ответила Ранга, — тебе туда нельзя. Там змея какая-то. Надо сначала убить ее. Ума только теперь заметила длинную палку, которую Ранга держала в другой руке. — Но ведь банку с медом все равно нужно достать, — проговорила Ума, позабыв, что следовало бы изобразить удивление и испуг. — Конечно, — откликнулась Ранга, и даже при тусклом свете лампы было видно, как вымученно она улыбается, — буду хоть знать, что сделала для него все, как сказал врач. — Тогда давайте, я посвечу. Пошли вместе. — Возьми, — сказала Ранга, протягивая Уме лампу, и, как бы оправдываясь, с иронией добавила: — Свою опору надо беречь, какая бы шаткая она ни была. А сейчас у меня одна надежда — на тебя. Так и знай. Может быть, именно в эту минуту при тусклом свете коптилки Уме и удалось наконец разглядеть, какая она на самом деле, эта Ранга. Ничего не ответив, Ума первая открыла дверь кладовки. Перевод Е. Бросалиной Голам КуддусЧашаВ моей комнате висит одна-единственная картина — иранская винная чаша на фоне бескрайней синевы небес. Я повесил картину так, чтобы на нее падали первые лучи утреннего солнца, и передвинул свою постель к противоположной стене, чтобы, просыпаясь утром, видеть картину перед собой. — 77 —
|