|
Полина (после паузы): Да. Терапевт: Скворечник будем строить? Полина (смеется): Почему же, дворец. (Пауза. Вытирает платком глаза.) Я думаю, что плакать я буду в любом случае. Терапевт: Я тоже так думаю. Полина: Когда вы увидите, что я там совсем выпадаю, вы там в другую сторону…... Терапевт (мягко перебивает): Понимаете, я не считаю, что “совсем выпадаю” — это так уж плохо. Тут примешивается различие между “естественно” и “надо”. “Надо” — оно как “надо”, но для себя ли это “надо”? Полина (вновь вытирает глаза): Для кого надо-то…... Терапевт (после паузы): Одним из моих образов (Делает движение рукой в сторону Полины) был образ такой вашей доброй феи, которая…... Полина (перебивает): Ой, я тогда вообще не закончу плакать. Сейчас как начну рыдать. Терапевт (мягко перебивая): Которая собирает ваши слезы. Потому что они для чего-то важного нужны. То ли для людей, то ли для других детей, то ли для вас же. Полина: Да нет. Это живая и мертвая вода. Из правого глаза одна льется, из левого…... Терапевт (перебивает): Живая и мертвая вода — такой образ у меня тоже был. (Делает останавливающий жест рукой.) Это, конечно…... Полина: Фея их собирает. Из правого глаза собирает отдельно и из левого отдельно. Терапевт: А из какого глаза какая вода течет? Полина: Живая — из левого. Терапевт: Может, из вас Царевну Несмеяну сделать, которая никогда не смеется, а всегда плачет? Полина: Да что же делать-то? Она и так есть. Терапевт: Так она потом начала хохотать! Полина (смеется): Я не возражаю. Терапевт: Часть жизни проплакала, а потом начала смеяться. Полина: Я к этому стремлюсь. Может быть, еще останется время посмеяться. Терапевт: Да времени еще полно... Давайте попробуем? Я думаю, что один из смыслов этого длинного разговора состоит в том, что в плаче тоже содержится много разных нюансов. Плач радости, плач усталости — существует разнообразие внутри того, что казалось однообразным. Я спрашиваю пациентку, что мне делать в тех или иных случаях. Спрашиваю ее совета, руководства, показывая, что интересуюсь этим, буду этим руководствоваться. Мне важно, что плач — это не то, что нужно пресекать, или, наоборот, разрешать, культивировать, а это — некая сложная вещь, внутри которой можно двигаться. Последний фрагмент разговора отличается по тональности от других. Уже непонятно, к чему мы готовимся — к тому, чтобы плакать, или к тому, чтобы спать, или к тому, чтобы оказаться в очень приятном состоянии. Мы явно где-то собираемся оказаться. Но где? Становится ясным, что есть возможность трансформации, перехода. Это противоположно ее ощущению, что жизнь — серая лента, которая никогда не кончается. При этом все, что было в предыдущих частях разговора, остается, и я напоминаю ей об этом время от времени: огоньки, бабочки. И слезы, слезки, капельки — тоже аналоги искорок, точечек, бабочек. — 94 —
|