Человек - оркестр

Если уж зашла речь о противопоставлениях "высокого" и "низкого", нельзя не отметить некоторые интересные парал­лели в стереотипах символической интерпретации самого го­лоса: низкие, хрипловатые или "утробные" голоса обычно связывают с чем-то более "земным", чем голоса высокие, ясные. Даже в операх партии лирических героев исполняют обычно тенор и сопрано, и довольно трудно представить себе голос ангела с тембральными и звуковысотными характеристиками, допустим, Луи Армстронга.

За пределами обсуждения остались еще многие важные вопросы, касающиеся, например, коммуникативных функций дыхания, связи голоса с позой и движением, специфики теле­фонного общения, некоторых психологических аспектов инто­национно-мелодического рисунка, и многое другое. Можно с уверенностью утверждать одно: анализ голосовых составляю­щих коммуникативного поведения – это настоящая золотая жила для работы по осознаванию психологических особенно­стей и проблем. Научиться слышать себя и других, влиять на характер общения через этот канал не только возможно, но и жизненно необходимо для хорошей ориентировки в социаль­ных ситуациях. В Приложении 4 приводится небольшой фраг­мент "голосового" занятия группы микроструктурного тре­нинга общения, позволяющий составить представление о ха­рактере и масштабе тех заданий, которые предлагаются участ­никам.

5. Бедное тело

Сама мысль об участии тела в общении, особенно деловом, часто воспринимается как несколько экзотическая и даже не совсем приличная. Тело большинства людей так запущено, заброшено, ему отводятся такие невыигрышные роли: быть "начинкой" одежды (к которой проявляют гораздо больше внимания), отправлять естественные функции, служить ис­точником беспокойства о физическом здоровье, лишнем весе и т.п., постоянно подвергаться критическому сравнению с при­нятыми на сегодняшний день эталонами, в лучшем случае – получать небольшие порции дополнительных радостей от спорта, танцев, морской воды или банного веника...

Даже люди, обладающие изрядным опытом общения и в этом весьма преуспевшие, часто ведут себя в отношении собст­венного тела так, как будто это реквизит фотографа (джигит в черкеске на фоне Кавказских гор и прорезь для лица клиента или еще что-нибудь, столь же статичное и "костюмное"). Выразительность, подвижность, много ее или мало, концентриру­ется в лице, отчасти – в кистях рук, а все прочее как бы "вымирает". Но только "как бы"... "Не было незначительных, ничтожных частей тела: они жили. Жизнь стояла на лицах, как на циферблатах, легко читаемая, вся целиком показывающая время, – в телах она была более разрозненной, более великой, таинственной и вечной. Здесь она не притворялась, здесь она шла, у небрежных – небрежная, у гордых – гордая; сходя со сцены лица, она снимала маску и стояла, как была, за кулиса­ми одежды". Это Рильке пишет о Родене. Проблема та же, но какое уважение, какая серьезная, творческая любовь к этому "заброшенному телу"; не разоблачение, но открытие...