«Старая пословица гласит, что ворон ворону глаз не выклюет, и это одна из немногих справедливых пословиц. Ручной ворон никогда не клюнет в глаз человека. Когда мой питомец Роу сидел у меня на руке, я специально подносил его к своему лицу так близко, что кончик хищно изогнутого клюва почти касался моего открытого глаза. Поведение птицы в эти минуты было просто трогательным. Нервными, беспокойными движениями ворон убирал клюв подальше от глаза, точно так же, как отец убирает лезвия бритвы от пытливых пальчиков своей крошечной дочери». «Когда ворон манипулирует своим страшным клювом возле открытого человеческого глаза, это действительно зловещее зрелище, и я часто слышал предостережения от свидетелей этой процедуры: «Вы ничего не можете знать - ворон есть ворон», и другие подобные же мудрые высказывания. Я отвечал на это следующим парадоксом: доброжелатель может быть потенциально гораздо опаснее ворона. Нередки случаи, когда человек бывал, убит сумасшедшим, до этого скрывавшим свое состояние при помощи хитрости и притворства, столь типичных для подобных заболеваний. Поэтому никогда не исключена вероятность, хотя она крайне мала, что ваш доброжелательный гость находится во власти такого недуга. Но неожиданная утрата взрослым и здоровым вороном, своих инстинктивных сдерживателей – это вещь гораздо более невероятная, чем нападение со стороны старого приятеля. В этом заключается один из принципов существования вида – не навреди. Целостность организма своего сородича в популяции намного «священней», чем постулаты церкви для большинства прихожан. Потому, что они написаны кровью многих и многих представителей вида в период его становления и записаны навсегда во врожденной памяти каждой особи вида. Почему поведение животных именно такое и как оно формировалось ответить очень трудно…». Примерно так же как трудно ответить, что такое электрический ток. Мы знаем все, что с ним связано, все его эффекты и возможности, но до сей поры никто не может сказать, что же это такое, но все равно мы принимаем это как данное, используем в своей повседневной жизни, планируем его использование. Но Боже упаси, если абсолютно такая же проблема касается человеческого бытия. Сразу требуется множество доказательств, да еще и в разных областях знаний. В принципе эти доказательства относятся не к самой проблеме как таковой, а к убеждению и переубеждению тех ученых, которые ранее, при разработке данной проблемы достигли некоторого научного эффекта, заработали на этом определенный авторитет в научных кругах, и ни как не хотят расстаться со своими приоритетами. А если такие открытия возникли вне государств, претендующих на мировое господство, как это было, например, в фашистской Германии, то нет предела давления, а то и фальсификации в угоду устоявшимся идеологиям. Поэтому таким ученым трудно воспринимать что-то новое в этой области, и они требуют очень скрупулезных доказательств. От этого наука, в принципе, только выигрывает, но всегда беспокоит то, как некоторые научные деятели прилагают колоссальные усилия только для того, что бы защитить сугубо свои интересы, или того государства, в котором они являются гражданами, прикрываясь интересами науки. Многие усилия в этом плане, идут именно для того, что бы защитить старые идеи, когда-то прославившие ученого, а вместе с ним и государство. — 232 —
|