Мелье

Короче, но не менее образно выразил Мелье эту противоположность еще и такими словами — богачи и сильные мира похищают у бедняков лучшую долю плодов их труда — оставляют им лишь мякину от того доброго зерна, лишь подонки от того доброго вина, которые те производят столькими усилиями, стольким трудом

Такова противоположность, так кричит контраст черного и белого. Но мало того, эта противоположность и приковывает одну сторону к другой: такая неравномерность, говорит Мелье, не только несправедлива, но она и ненавистна, потому что «ставит массу простонародья в полнейшую зависимость от знатных и богатых».

Вот что стало с единой субстанцией, трудом и с добываемыми им плодами земли. Субстанция раздвоилась. Все виды доходов, все виды имущества и богатства — это одна и та же субстанция, присвоенная кучкой собственников и противостоящая морю трудящейся и неимущей бедноты. Ближайшей логической целью этого обобщения является у Мелье вывод такой перевернутый вниз головой здравый смысл, такая завершенная и универсальная несправедливость служат доказательством отсутствия христианского бога, — одним из восьми подробных доказательств, составляющих «Завещание» Мелье.

Но отточенное оружие отвлеченной и ясной мысли, которое вольнодумный XVII век вложил в руки сельского кюре, научило не только строить систему доказательств и систему мира. Оно же и атаковало этот мир. «Все перевернуто вверх дном коварством людей, или же бог не есть бог, ибо невероятно, чтобы бог желал терпеть подобное попрание справедливости», — цитирует Мелье некого мыслителя. Мелье разделяет это утверждение на два. Действительно, раз так, бог не есть бог, проще — его нету. А если все перевернуто вверх дном, естественный разум и естественная справедливость требуют перевернуть все обратно.

Оказывается, доходы тех, кто угнетает и разоряет народ, — «общественное воровство». Значит, надо положить конец воровству. Напротив, единственный и настоящий «первородный грех» бедных людей — «это их рождение в бедности, в нужде, в зависимости и под тиранией сильных; надо их освободить от этого отвратительного и проклятого греха».

Поистине это звучит голос самого Разума, который либертины неосторожно раскрепостили, как выпустил джинна из бутылки герой известной арабской сказки.

Это та самая неумолимая логика, которой учили Декарт и Паскаль, Арно и Фонтенель. Раз нечто противоречит разуму, оно должно быть приведено в соответствие ему.

Значит, люди обязаны установить новый порядок — порядок общности, порядок коммунизма. «Надо повсюду установить, — настаивает на этой логике Мелье, — законы и правила, сообразные здравому смыслу, справедливости и естественному равенству. Тогда никому не покажется грудным разумно подчиниться этим законам и правилам, так как разум является общим для всех людей, для всех народов и наций на земле. Они, быть может, ничего больше и не хотят, как следовать правилам здравого рассудка и естественной справедливости. Может быть, в этом было бы и единственное средство объединить все умы людей и прекратить между ними все кровавые, жестокие, пагубные раздоры. И это было бы единственным средством, которое доставило бы повсеместно людям неоценимое богатство мира и неисчерпаемое изобилие всех благ. Сделало бы их вполне счастливыми и довольными жизнью».