|
Наконец, предполагаемый преступник сам отреагировал на случившееся: сказал, что «безгранично сожалеет» о том, что ему придется оставить пост главы МВФ, что больше всех существ в мире «любит» свою жену и что «со всей возможной твердостью отрицает справедливость всех обвинений» против него. Выбор слов выдает его с головой. Он «тверд», когда должен быть мягок, и «твердо» выражает свои желания, когда должен считаться с желаниями женщины. Он не испытывает никаких угрызений совести по поводу своей лжи. В США мы просто заявляем, что прибережем свою историю до суда, и несмотря на то, что очень хотим все рассказать, адвокаты предупредили нас о нашем праве хранить молчание. Вместо этого он с уверенностью делает заявление, которое почти наверняка является ложью, а его адвокаты в это время говорят о «сексе по обоюдному согласию», так как доказательств того, что секс произошел, предостаточно. Между тем наука продолжает предоставлять нам примеры. Метафорическая, ассоциативная составляющая нашего поведения настолько ярка, что нам хочется «вымыть руки», если мы сделали что-то безнравственное (=грязное), но форма нашего проступка влияет на выбор «дезинфицирующего средства»: мыло для рук, если мы отправили мерзкое электронное сообщение, или ополаскиватель для рта, если оставили его на автоответчике. В принципе, некоторые из этих подспудных неосознаваемых желаний вполне могут быть замечены окружающими людьми, особенно теми, кто ближе всего к нам и больше мотивирован. Экономисты подвергли конференц-звонки бизнесменов, во время которых обсуждаются прибыли, лингвистическому анализу в целях поиска признаков обмана. Были обнаружены наши старые «знакомые» – люди избегали в речи заявлений от первого лица, предпочитая местоимения «они» или безличные конструкции. Меньше использовали крайне положительные или крайне отрицательные термины – это говорит о том, что говорящий пытается «усреднить» свое заявление для придания ему правдоподобности. Меньше слов, обозначающих уверенность или сомнение, присутствуют отсылки к универсальным истинам, но меньше отсылок к акционерной стоимости. В этом случае логика может быть двоякой: например, можно преувеличить акционерную стоимость, чтобы обмануть других людей. Однако свидетельства говорят в пользу обратного. В своей речи говорящий избегает упоминания о правде (акционерная стоимость), так как в этой области он чувствует себя неуверенно, но переходит к обобщенным заявлениям, касающимся «общеизвестной» правды. Вышеупомянутая работа экспериментальна, но она весьма любопытна. Наконец-то мы вышли из психологической лаборатории, в которой исследование обмана и его последствий не может быть полным. Приведу пример еще одного очень умного эксперимента, проводимого недавно с участием студентов-выпускников. Он моделировал искусственную ситуацию обмана: нужно было солгать преподавателю (человеку более высокого статуса) и студенту (человеку равного статуса). При этом заучивались определенные слова. Участники эксперимента забывали больше слов, заученных в первом случае (обман человека более высокого статуса), чем заученных во втором. Предположительно самообман возникал чаще именно при взаимодействии с людьми более высокого статуса и приводил к ухудшению запоминания. — 243 —
|