|
– Слушай, а сколько вообще длится медовый месяц? В номере наступает какой‑то шок. Потом под общий смех Серебрянников «успокаивает» Женю: – Сутки. Новый взрыв смеха. Женя обижен и уходит к себе в номер. Я поднимаюсь вслед за ним. Сейчас нельзя оставлять его одного. Потому что он разорван тоской, любовью, ощущением недавнего поражения и незаслуженной насмешкой. И, как я понимаю, моя обязанность не ограничивается заботой лишь о физическом состоянии моих подопечных. Душевное здоровье должно волновать меня подчас гораздо больше. Сидим с Женей. Неторопливо беседуем о наших делах здесь, вспоминаем Москву, друзей. – Жень, ты не сердись на ребят. Они устали. Они тоже хотят домой. – Я понимаю, Олег Маркович. Постепенно он успокаивается. Но мысль о доме, о Тане неотступно преследует его, и он снова спрашивает: – А все‑таки сколько же длится медовый месяц? Теперь мне трудно сдержать улыбку. – По‑разному. У некоторых этим месяцем все и кончается. Редко он длится годами. Еще реже – всю жизнь… * * *…Я познакомился с ним спустя несколько лет после этого разговора с Ловчевым в Каракасе. Познакомился тогда, когда работал уже с хоккеистами. Не будем называть его имени. В таких вещах лучше обойтись без имен. Он был женат, но это не мешало ему увлекаться другими женщинами. Поверьте мне, это были не односторонние привязанности. Он был любимцем и баловнем славы. И вообще был счастливчик. А таких женщины любят. И его трудно было не любить. Открытый, искренний, вдохновенный, красивый. В игре и в жизни. Мы его тоже любили… А дома? Дома – постоянные сцены… – Иди. Это тебя. Он откладывает в сторону газету и нехотя поднимается с кресла. – Да… Нет… Не могу… Прикрывает ладонью трубку: – Я просил тебя не звонить домой… Да… Не могу… Делая вид, что чем‑то занята, жена возится на кухне, напряженно прислушиваясь к каждому слову, и он знает это. И она знает, что он знает. И еще он знает, что каждое слово – это новая рана для ее сердца. Н ему тоже больно от этих ее ран… – Я хочу развестить с тобой, – все чаще говорила она ему в последнее время. Но он знал, что это неправда. Она устала от него. Но уйти? Нет, он не верил в это. Была дочь. Но дело не в дочери. Он любил ее, и это мешало ему верить в серьезность ее слов. Он был привязан к ней, как привязывается слабый и вдохновенный характер к характеру сильному и ровному. – Иди. Иди, ради бога. Я вообще не понимаю, к чему эти оправдания. Он уходил к друзьям и другим женщинам. Он общался с ними и любил их. Да, режим. И я и тренер требовали от него неукоснительного выполнения режима. Он старался. Он пытался держать себя в руках. И мы видели, насколько это трудно ему дается. Потом он выходил на лед. И забывал обо всем. Глядя на него, и мы забывали обо всем. Вдохновенно звучал его полет, его порыв. Он был неподражаем… — 91 —
|