– Я не буду больше играть. Ушел со льда. – Да‑да, мы слышали. Канадские газеты сообщали об этом печальном факте. Мы знаем также, что вас приглашали играть в НХЛ. Обещали заплатить несколько миллионов долларов. Вы отказались? …Тут надо, по‑видимому, объяснить, откуда взялись слухи о моем возможном контракте с «Монреаль канадиенс». Эта тема почти два года не сходила со страниц канадских газет. Дошло даже до того, что однажды за океаном меня спросили, в какой команде НХЛ я бы захотел играть, если бы мне вдруг представилась такая возможность. Вопрос был чисто гипотетическим, поэтому я и ответил, не придавая этому серьезного значения: «В „Монреаль канадиенс“». А дальше случилось вот что. Видимо, журналист, бравший у меня интервью, оказался, мягко говоря, недобросовестным человеком, и в газетах появилась следующая «сенсационная новость»: «Владислав Третьяк после окончания своей хоккейной карьеры мечтает играть в Монреале». Сами понимаете, что ничего подобного я и в мыслях не держал! Канадцам был заявлен протест. Но где там!… Пресса закусила удила. И вот что удивительно: газетчикам поверило руководство монреальского клуба. Серж Савар уже потирал руки и говорил о сделке как о чем‑то вполне решенном. Газета «Торонто стар» 17 января 1984 года предостерегала директора «Канадиенс» от чрезмерного оптимизма, однако сам Савар заявлял корреспонденту: «Мой опыт участия в скачках научил меня тому, что нет шансов выиграть, если вы в них не участвуете». Более того, в июне 1983 года, во время набора в клубы НХЛ игроков‑любителей, Савар включил мою фамилию в список «Монреаль канадиенс» – это было сделано, чтобы опередить возможных конкурентов из других клубов. В общем, делили шкуру неубитого медведя. А я и в мыслях не держал играть за НХЛ. Не пристало мне, офицеру, советскому человеку, носить форму профессионального североамериканского клуба. Еще какое‑то время продолжалась эта шумиха, до меня доходили слухи о том, что предполагаемый гонорар достиг таких сумм, каких никогда не сулили ни одному профессиональному хоккеисту. Потом поняли, что дело это безнадежное… И вот где аукнулась та история – в московском аэропорту, при встрече с болельщиками. – У меня другие планы и заботы. Я – член комиссии спортсменов Международного олимпийского комитета и сейчас вылетаю в Швейцарию для участия в очередной сессии МОК. – Счастливого пути! Мы тоже за мир и дружбу, – говорят мне новые знакомые и берут на прощание автограф. Приятная все‑таки встреча! Вроде ничего особенного мы не сказали друг другу. Но почему‑то тепло, очень тепло стало у меня на душе. Раньше, когда играл в хоккей, знал, что наша игра помогает укреплению дружбы между народами, но по‑новому посмотрел на это сейчас, став членом комиссии МОК. — 162 —
|