|
Но так ли все обстоит на самом деле? Удивительно, но до Левайна никто не удосужился изучить этот аспект ухода за сердечными больными, хотя все остальные аспекты были исследованы с максимальной тщательностью. Такое положение лишний раз демонстрировало то, как традиционный подход убивал здоровый скептицизм. В то время в больницах не существовало отделений неотложной помощи для больных с острой коронарной недостаточностью. Пациентов с сердечными приступами размещали в любом отделении, где находили свободные койки. Не было и мониторов для проверки сердечной деятельности. В больнице Питера Бента было только два электрокардиографа, один из которых, установленный на подвижную платформу, использовался для лежачих больных. Список препаратов для лечения пациентов, перенесших сердечный приступ, был невелик и включал сердечные гликозиды, антиаритмические средства, например новокаинамид, антикоагулянты, гепарин и варфарин, морфин и различные седативные препараты. Поскольку пациенты постоянно пребывали в состоянии нервного возбуждения, им назначали большие дозы успокоительных средств, что вызывало множество осложнений и нередко заканчивалось летальным исходом. Самыми опасными осложнениями после сердечного приступа были шок, отек легких и эмболия легочной артерии, чаще всего приводящие к смерти. Для медицинских сестер сердечные больные были настоящим наказанием. Приходилось трижды в день кормить их, подавать им судно и находиться под гнетом их постоянной депрессии. Уход осложнялся еще и тем, что для адекватного снабжения кислородом многим больным требовались специальные тенты, отгораживающие верхнюю половину туловища. Чтобы избежать утечки кислорода, требовалось тщательно перекрывать щели с помощью простыней. Пациенты напоминали беспомощных новорожденных. Из-за постоянной работы аппарата, нагнетающего кислород, и запотевших пластиковых тентов пациенты были отгорожены от внешнего мира. В те годы в больнице Питера Бента умирало приблизительно 35 процентов больных, перенесших сердечный приступ. Во время утренних обходов Левайн часто говорил о том, что процент выздоровлений был бы гораздо выше, если бы пациенты находились не в кроватях, а в удобных креслах. Когда я спросил, пробовал ли он проверить это экспериментально, доктор ответил, что слишком занят и стар для подобных дел. В приступе глупого энтузиазма я вызвался выполнить эту работу, и Левайн с готовностью принял мое предложение. Я знал, что работа будет хлопотной, но не предполагал, что она выльется в такой кошмар. Мне не пришло в голову, что я собрался разрушить сложившуюся традицию, а это всегда предполагает противостояние оппозиции. Я умудрился нажить себе врага в лице самого доктора Левайна, продолжавшего предписывать больным постельный режим. Когда я отказался ставить свою подпись под такими назначениями, считая неэтичным поддерживать постулат, которой собирался опровергнуть, Левайн очень обиделся и в течение последующих 15 лет нашей совместной работы больше ни разу не делал подобных предложений. — 122 —
|