Способ жизни в эру Водолея

Так будет, потому что иначе не может быть. Наши се­годняшние грезы некогда воплотятся в железо и камень, пото­му что грезы пока — принудительные образы строительства. Но воплощение — смерть грезы: с первой же минуты своего воплощения она начинает выветриваться в своем каменно-же-лезном теле. Когда же окаменевшая греза совсем распадается, из ее развалин готовою встает новая греза. Таков роковой за­кон: всякая греза строит себе гробницу, ложится в нее и уми­рает в ней, рождая в смерти лучшую себя. Мы пока умеем жить только в гробницах дедовских грез; здесь, в стенах, во временной оседлости и прочности, нам спокойно, удобно и уютно, а непрестанное движение и беспредельный простор, ко­торые и суть жизнь, нам страшны. И пусть пока так, но надо знать направление пути. Эта вереница сменяющихся созида­ний — не дурная бесконечность: она эволюция и прогресс. Куда? — надо знать предел для того, чтобы по нему опреде­лять добро и зло в настоящем. Если полная расправленность духа есть его предельная космическая норма, ибо человече­ский дух, вместилище и верховный деятель жизни, должен в пределе стать абсолютно адекватным жизни в ее основном свойстве — в пластичности, изменяемости, движении, то благо — все то, что расплавляет дух, и зло — все, что закрепляет его в частичных отверделостях. Отсюда вытекают совершенно практические оценки. Новообразования больших держав — зло, распадение насильственно сплоченных — благо; респуб­лика лучше монархии, федеративный строй лучше, нежели централизованная республика, и чем мельче федеративная единица, тем лучше. Все, что ведет к большей замкнутости на­ций — зло, возрастающее торговое, духовное и личное обще­ние между ними — благо; интеграция торговли, производства и капитала в трестах — зло, производственная и потребитель­ская кооперация, ограничение прав наследования — благо. Что я назвал здесь, знаменует большую текучесть социального быта, могущественно расправляющую индивидуальный дух. Именно в нем сущность, он — последний, решающий фак­тор; и так как его внутреннее состояние еще несравненно бо­лее определяет социальный быт, чем обратно, то всего важнее его внутреннее освобождение от застоев, от предрассудков и систем, от всей догматики нравов и сознания.