Преодоление себя

Р. А все-таки можно ли управлять этим валом экстрасенсов и целителей?

М. Думаю, что по-настоящему, – нет. Да и не нужно. Необходим определенный уровень цивилизации, чтобы большинство поняли к кому идти лечиться, а к кому нет. Этот уровень ведь запретами не создашь, наоборот, отодвинешь.

Р. Кто, по-вашему, должен выдавать сертификаты и лицензии народным целителям?

М. Компетентного органа не будет никогда, чтобы он объективно оценил каждого целителя. Ведь кто-то может помочь одному из сотни, но этот один больной будет очень тяжелым или вообще неизлечимым. Потому что целитель найдет только для этого человека то, что необходимо, и у них совпадут интересы – остаться больному, которого приговорили к смерти, жить. А те девяносто девять просто не станут слушать его рекомендации, так как им, чтобы стать более-менее здоровыми, нужно просто бегать по утрам и они это знают сами. Любая оценка работы целителя – субъективна. Сколько лет у нас шельмовали Нинель Кулагину и Розу Кулешову! Так было принять. Вот это “так принято” убивает. Необходимо изучать эти явления с разных позиций – и медикам, и генетикам , и кибернетикам. Думаю, что авторы методик должны автоматически наделяться правом помощи людям.

Р. Каким образом можно выяснить причины заболеваний нервно-психического порядка?

М. Когда человек занимается своим здоровьем и старается проработать свои проблемы, он внимателен прежде всего. А потом уже в процессе проработки – в беге ли, в погружении ли, в закаливании – он начинает понимать, что же у него болит. Кроме еще обычной, известной всем диагностики имеется причинная, которая дает иногда ошеломляющие результаты. Думаю, что не скоро появится прибор, способный в этом заменить человека.

Р. Можете привести примеры из своей практики?

М. Врач-стоматолог, возраст около 40 лет. Спортивен – мастер спорта по лыжам. Более 15 лет наблюдает у себя прогрессирующий паралич правой стороны. Дошло до того, что правой рукой он уже не может работать, а правую ногу волочит. Исследования в лучших клиниках Москвы и Ленинграда ничего не дали – диагноза нет. “Я никогда ничем не болел”, – говорит он. Ситуация парадоксальная: паталогии нет, а инвалидность есть. На традиционный вопрос об ушибах, травмах, ударах он с горечью отвечает: “Неужели вы не понимаете, что я за эти 15 лет уже по сотни раз перебрал каждый эпизод своей жизни? Не было никаких ударов, ушибов, ничего не было.” Через десять минут после нашего с ним знакомства ко мне идет информация о сильнейшей травме. Удар пришелся в крестец вдоль позвоночника. На мои слова – абсолютное отрицание: не было и все! Категорически. Я рисую картину как вижу: деревня, рядом очень крутая гора, под горою что-то круглое. Пенек? И мгновенное прозрение у моего собеседника. Да, было. В десять лет катился с большой горы на санках и на всей скорости ударился о пенек именно так, как говорю я. После страшного удара 15 минут лежал без сознания. Потом, когда пришел в себя, не мог пошевелиться. Ребята отнесли его домой и он дома пролежал трое суток, не вставая. Вот и вся разгадка.