Когда я смотрел на фундамент, оставшийся от сгоревшей часовни, то сердце еще продолжало тоскливо ныть, однако я все чаще поднимал свой взор к небесам, чтобы представить, что сгоревшие странники сейчас там, в синих просторах Поднебесной. Иногда я заходил "вовнутрь" часовни, закрывал глаза и молился, представляя, словно все на месте, будто меня окружают стены, иконы, корни, украшенные цветами. Однако это не утоляло боль, так как, во-первых, чувствовалась искусственность в таком воображении, а во-вторых, открыв глаза, действительность еще более резала душу своим неумолимым драматизмом. Вокруг меня был пепел, в душе моей тоже был пепел. Порой невидимая добрая рука редкого прохожего оставляла в середине пепелища цветы в банке. Через некоторое время чья-то злая рука переворачивала банку и забирала цветы. Действительно, правы были странники, посетившие меня под дубом, нет смысла бороться за формы, нужно воздвигать внутри себя то, что уже ничья рука не поломает и не осквернит. Я стал все чаще ходить в лес и старался проходить мимо сгоревших строений без чувства горечи и сожаления. Однако и в лесу я не мог отделаться от прошлого, ведь все тропинки были пропитаны атмосферой того отрезка моей жизни, когда я крепко, а порой до фанатизма цеплялся за форму. Нужно было что-то изменить, необходимо было сделать шаг в сторону с пути, который уже мною пройден и завершен. Но как это сделать? - думал я. Ведь было постоянно такое ощущение, что я двигаюсь по наработанной колее и никак не могу с нее свернуть. Такое бывает зимой на дороге, когда машины накатают снежную колею, потом она замерзнет, и если в нее въедешь, то никак невозможно свернуть в сторону, так как колеса скользят и не могут взобраться на ледяной барьер. Рулишь вправо, а едешь по колее, или вообще можешь бросить руль и тебя будет вести по ледяным желобам. Начать новую жизнь именно потому и тяжело, что прежде всего нужно сильно оттолкнуться от старого, чтобы началось новое. Однако и новое начинается не сразу, а как бы попадаешь в пустоту, потому что оставил прошлое, но еще не дошел ни до чего. Да и вначале не видно нового, будто проваливаешься в неизвестность и не знаешь, как жить без ориентиров. Все это начинало во мне остро осознаваться и наконец ко мне приходило понимание, что такое путь без пути. И как трудно жить по-новому, когда, .как в сказке, надо идти туда, не зная куда, и делать то, не зная что. Вольно или не вольно, но мои походы по горам, как правило, проходили по одним и тем же маршрутам. Годами нарабатывались эти направления, но теперь я решил пойти куда-нибудь туда, где я раньше никогда не бывал. Это было трудно, потому что мне казалось, что я исходил уже здесь все тропинки, дороги и ничего нового не увижу. Однако нужно было почувствовать себя как-нибудь по-иному, чтобы ничего не напоминало мне о прошлом. Я искал новые пути, и когда пытался свернуть куда-нибудь в сторону, то внутри у меня возникало неодолимое желание вернуться назад, пойти так, как всегда, будто какая-то невидимая сила управляла мною. Но однажды я победил эту силу и пошел по совершенно незнакомой дороге. Она была старой, заросшей травой и заваленной упавшими деревьями. Я ступал сначала с трудом, хотелось повернуть назад и последовать по проторенным дорогам, но я все-таки заставил себя делать шаги в неизведанное, и с каждым шагом мне было продвигаться все легче и легче, а на душе становилось спокойнее и умиротвореннее. Будто я погружался в загадочный, незнакомый мир, и это пробуждало во мне новые, свежие чувства. Очевидно, что за один раз я не одолел эту дорогу, она пролегала по вершинам гор на десятки километров, но каждый день я все дальше и дальше углублялся в неизведанное, пространство горных пространств. И каждый раз я чувствовал, что во мне нарождается и крепнет новое, светлое мироощущение, что не все так плохо, как мне казалось прежде, жизнь гораздо больше любых стен, которые я выстроил. Даже если эти стены самые прекрасные и самые просторные, потому как бытие всегда больше и невероятнее, нежели может представить и охватить человеческий разум. Я стал понимать, что в прошлом я познал лишь часть истины, а принял ее за всю. Когда-то эта часть мне казалась бесконечной и великолепной, но потом я вырос и уже не стал помещаться в прежние рамки и нормы. Я вырос, и старая одежда трещала на мне по швам: то, что раньше меня грело, защищало, укрывало от ненастья, сейчас стало душить, давить и угнетать. Нужно было сбросить это ветхое облачение и остаться совершенно обнаженным. А это, видит Бог, как трудно, ведь для этого, требуется великое доверие к Всевышнему, истинная открытость и подлинная искренность. — 70 —
|