При чем тут этот роман и как он связан с моей болезнью, я сказать не могу. Однако, вспомнив пронзительное «Воспоминание» Тэффи, я хотел завыть от безысходности; мне было невыносимо больно за нашу истерзанную Россию. Наверное, этот был метод вытеснения, интуитивно найденный самим больным организмом, когда моральная боль подавляет физическую. Пока в школе не будут изучать «Воспоминание», мы не избавимся от наследия советского прошлого. Еще совершенно некстати я вспоминал милое лицо одноклассницы. После школы она вышла замуж за моего друга. Родила деток. Теперь она уже бабушка. Я часто встречаю ее на детской площадке вместе с внуком‑карапузом, который увлеченно копается в песочнице. Судьбы людей – как странно они порой переплетаются… Тэффи, одноклассница – наверное, и мозг мой нуждается в лечении, а не только шея. Враждебные звукиДнем за окном ветер трепал верхушки деревьев. Крыши домов ощетинились антеннами. Было в этих антеннах что‑то враждебное. Были похожи они на иглы. Днем кто‑то неумело играл в соседней палате на флейте. Выходило очень печально; как‑то по‑тибетски – когда воют их большие трубы. Наверное, это был звук смерти. Также протяжно и неприятно выли водопроводные трубы, когда кто‑то включал воду. Отличить одно от другого было не просто. Сколько помню себя, в домах, в пионерских лагерях, в казармах – везде выли трубы. У нас это, очевидно, считается, если не нормой жизни, так в порядке вещей. Могу поделиться с читателем еще одним грустным наблюдением – о скорых, которых, по крайней мере на улицах Москвы, стало заметно больше, то и дело заслышишь вой сирены под стенами больнички. Значит, денег больше выделяют на медицину. Однако от этого люди не перестали умирать – умирают как и прежде, только в присутствии врачей. Кормили в больнице так себе – жиденький супчик, соленое картофельное пюре на воде, жесткая мясная или рыбная котлетка, съежившаяся в шар, кусочек розовой дешевой колбасы (раньше, до перестройки, такая стоила 1 р. 20 к.), ломтик хлеба. Хлеб я не ел, мясо и рыбу тоже, но супчик хлебал. Очень скоро мне стало не хватать калорий. Иногда на ужин приносили печенье. Я стал упрашивать раздатчицу дать мне немного печенья: «Потому, что, мол, хлеб не ем, а злаки нужны…» – Здоровый мужик, а печенье просит, как дитя малое, – был ее ответ. После такого ответа мне напрочь расхотелось просить у нее что‑либо, даже добавки соленого картофельного пюре или жидкого «компота» из кураги… Я быстро отощал и уже вполне мог сниматься в фильме про войну. Кроме того, я не брился, и сестра во время очередной перевязки сказала мне, в виде комплемента что ли, что я похож на белого офицера. — 15 —
|