Доктор Бадмаев. Тибетская медицина, царский двор, советская власть

— Обыкновен Петербург ангина. Пить ледре...— И оставлял лекарство.

— Могу ли я допускать к больной других моих девочек?

— Можете. Но для полной безопасности покурите в комнате этой травкой. Я с ней, дымящейся, входил в чумные бараки.— Он вынимал несколько тоненьких, толщиной в спицу, папиросок, туго скатанных из тибетских трав.

— У вас карета? Сейчас прикажу, чтоб вас быстро... автомоби­лем, вы ведь далеко живете...

— Благодарю, Ваше величество, у меня свой автомобиль.

Дед обзавелся им вскоре после того, как на новом виде тран­спорта стали ездить обитатели Зимнего дворца: он держал марку генерала и знаменитого доктора. И в революцию остался верен себе…

Петр Александрович не раз обращался к царю с жалобой на читинскую русскую администрацию (чаще — при министре Плеве), собирающую дань с бурят в виде взяток. И во время очередного визита во дворец между царем и дедом, как передают, произошел

такой диалог:

— Мне докладывали... Вы пишете, жалуетесь на притеснения, чинимые будто бы бурятам. Но вот передо мной стоит бурят — известный врач и действительный статский советник,— улыбаясь,

сказал Николай.

— Ваше величество, я один, один!.. Силой случая... Я другое хочу подчеркнуть. Русский чиновник в Сибири, особенно в Забай­калье, дискредитирует императорскую власть, подрывает доверие к трону... Сперанский, будучи послан в Сибирь губернатором, при­влек к суду шестьсот чиновников за лихоимство... И укрепил тем

авторитет власти!

— Дайте мне такого Сперанского, и я пошлю его в Сибирь губернатором,— тихо, но уже без улыбки отвечал Николай.

Петр Александрович на мгновение задумался — кого же реко­мендовать? Не нашел. И тут же понял проскользнувшую в словах царя горечь: в России уже не было деятелей масштаба Сперан­ского. Среди безликого чиновного окружения государя возвыша­лась лишь одна фигура — Столыпин, но и он был обречен, знал это и потому завещал похоронить его там, где его убьют. А те, кто могли бы формироваться как государственные деятели, находились в плену рокового заблуждения, что служить надо не Отечеству, а ниспровержению его...

Император перевел разговор на другую тему.

— Говорят, ваша наука полна таинственности, это верно?

— Ее окружали таинственностью те, кто хотел скрыть ее от людей. Даже в «Жуд-Ши» это было. Но я, переводя книгу, поста­рался освободить ее от суеверия, шаманизма. Наука с этим не ужи­вается.