|
Лен : Буду говорить за второго, сначала от лица того, кто хочет жить своей жизнью. Я все больше чувствую себя посторонним. И с каждым днем это чувство усиливается. Мне все противно, и не только порядок. Вот всего два дня назад было это дурацкое богослужение и какой—то недоделанный священник выгнал оттуда двух евреев. Это меня достало! Я схватил этого святошу и задал ему вопрос: «Зачем мне быть в церкви, где людям не дают молиться вместе?» Меня это так достало, и вся эта система и вся структура, что я больше вообще не желаю участвовать в этом дерьме, я лучше займусь своим, пойду к другим, к свободным, где смогу по-настоящему быть собой (пересаживается на другой стул). Но, э..., ты не можешь уйти. Ты ведь знаешь, что провел десять лет с этими людьми, с которыми живешь, вместе работаешь, делишься. Это глубокая, очень глубокая дружба. Черт, ну не могу я бросить этих парней. Это, это просто неправильно. Я : «Правильно?» (с иронией). Это сюда не относится. Это уже вопрос правильного и неправильного. Лен : Тут хоть плачь, э..., как мне жить с таким чувством, если я уйду — жить с тяжестью на сердце, что я ушел, когда был так нужен вам, ребята5. Я : Представь, что уже живешь*6. Можешь рассказать нам побольше об этой «тяжести на сердце»? Лен : Что, уже живу? То есть ушел? Возможностей, которые все равно дерьмовые, конечно, много — учиться там и все такое. Ну, уйдя, можно кое-что подбить. Но как быть с ребятами — вот что самое главное. Они, они так стараются, трудятся, чтобы все было по-другому, а я ведь так им нужен, я был им так нужен. А теперь я ушел, и все говорят моим друзьям: «Видите, вот что получается, когда его нет.» 5 С точки зрения идентификации Лена с «боящимся типом» (см. книгу Вторую, глава 5), я бы сказал, что его долг не покидать можно рассматривать как проявление страха быть покинутым. 6 Этими словами я приглашаю его пережить избегаемую ситуацию вместо ассоциируемых катастрофических ожиданий. Я : А вы сознаете, сколько же раз вы говорите слово должен, а не хотелось бы! * Лен : Нет, если бы я ушел, никто бы этого не одобрил. Мне бы сказали: «Если бы ты видел, как все было раньше, как он жил, какие у него были планы.» И все, что я говорил, за что боролся, все будет порушено. А я не хочу, чтобы все это сгнило, я думаю, что я говорил и делал — было стоящим. И как будет больно, если всего этого не станет. — 116 —
|