У.: С чего мы начнем? С курения, если ты полагаешь, что это будет мне интересно. Н.: Прекрати ехидничать. Мы сейчас соединимся, чтобы получить удовольствие от затяжки сигареты, пока редактор не разделил нас на части. Когда мы были мальчишками, у нас было секретное место встречи на заднем дворе. Там мы все курили, 137 избавляясь от нашего дерьма и провозглашая независимость от взрослых. Тогда мне было восемь. Я перестал курить до конца войны. Мои друзья безусловно одобряли мой шаг. Когда наступил мир, нет, когда воцарилось перемирие, я находился в аду замешательства Я был рад, что война закончилась, хотя и был в относительно благоприятных условиях. Я стал младшим лейтенантом медицинской службы, и мы, офицеры, ели хорошо, особенно, во время передышек. Мой капитан-свинья был алкоголиком. У нас дома были хорошие запасы палестинского вина. Каждый месяц меня посылали в Берлин за следующей порцией бутылок. Это выглядит не очень правдоподобно. Ты хочешь сказать, что должен был преодолевать такое расстояние от фронта только ради нескольких бутылок вина? Я действительно, не должен был, но мне так хотелось. В основном я укладывался в недельный отпуск. Будучи офицером, я мог приносить немного пищи в мою страдающую от голода семью по государственной цене. Как офицер, я путешествовал в мягких вагонах. Когда после девяти месяцев окопной жизни я первый раз пришел домой и лег спать, я испугался. Мне показалось, что я провалился сквозь кровать. Она и в самом деле была мягкая, по сравнению с охапкой соломы, которой мы пользовались в наводненных крысами окопах. В другой раз я получил билет в Королевскую оперу на спектакль "Фигаро". На меня так подействовала красота, противостоящая окопной грязи и страданиям, что я с рыданиями должен был покинуть театр. Это был один раз из дюжины, когда я был глубоко потрясен эмоциями. "Ты говоришь, что был скорее в благоприятных условиях во вторую половину войны". Дурак. Кровать и прецедент с оперой были задолго до этого. Они произошли в мой первый отпуск. Я был еще рядовым первого ранга. После поражения мы маршировали более 20 часов в день, едва ли что-то ели. Именно тогда я начал курить и не прекращал до сих пор. Доктор Лушк, университетский профессор, который лечил меня двумя годами позже после обострения плев- 138 рита, сказал, что десять сигарет без глубоких затяжек равны одной с глубокой. Поэтому, потом я редко затягивался полностью. В 1963 году в Лос-Анжелесе сердце доставило мне много беспокойства. У меня начались такие мучительные приступы стенокардии, что я серьезно разработал план суицида Доктор Данциг, мой прекрасный отзывчивый и сердечный кардиолог, обнаружил сердечную компенсацию. Лечение лекарствами принесло некоторое улучшение, но мучительная боль оставалась. Но я скорее бы покончил с собой, чем бросил курить. — 94 —
|