Потом он нарисовал круг. Что это? "Это арена. Здесь дюжина совокупляющихся пар". Кажется, в твоей голове слишком много секса. "Но, доктор, картинки рисовали вы". "Фритц, у меня нет сомнений, что у тебя в голове секс. Ты ввел историю о трех основных фигурах. Ты увидел в замке суку". Ты прав. У меня в голове секс. Я ввел историю. Я превратил замок в суку. Я не желаю говорить о фатальности моего либидо. И перекладывать ответственность на либидо или на подсознательное, как делает Фрейд. Я также не желаю принимать всю ответственность за свое сексуальное развитие. Я отдаю должное католическому взгляду, что секс находится в гармонии с природой. Секс и создание детей - это неделимый целостный процесс. Я был заброшен в мир, где этот процесс держался в секрете от нас и стал тайной. Я был заброшен в мир, где разум и тело были разобщены, и разум стал тайной. К тому же бессмертная душа произвела еще большее усложнение. Я был заброшен в мир, где сексуальная активность и продление рода 196 были разделены, и секс превратился в предмет запретной забавы, болезни, манипуляции. Я был заброшен в семью, где дети не были желанным ответом на любовь двоих. Я был потрясен знаниями, приобретенными у сточных ям. Я был потрясен псевдонаучной сексуальной теорией Фрейда. Я был потрясен неведением того, когда секс бывает хорош, когда плох, когда я бываю хорош, а когда плох. Более всего я был потрясен в пубертатный период. Следует ли винить своих родителей за отсутствие понимания. Фердинанда - за соблазнение, себя - за то, что "плохой"? В течение многих лет я был "хороший", пока не превратился в "плохого". Потребовалось много лет, чтобы понять проблемы морали. Еще раз организменный взгляд принес ясность. К девяти годам я уже получил признание. Мои дедушка с бабушкой всегда говорили: "Он сделан из материала, который вобрал Любовь, Бога и Человека". Я действительно должен был стать милым ребенком. Любящим, стремящимся радовать и учиться. Длинные вьющиеся волосы, принесенные в жертву школе с протестом и слезами. Читать я мог очень рано. В доме моих родителей книг не было, за исключением двух. У отца была библиотека, запертая в комнате. Эта комната была тайной. Мне приятно думать, что мои плохие дни начались со вторжения и исследования этой комнаты. Более вероятно, что они начались с переходом из теплой, безопасной начальной школы в чужую суровую атмосферу гимназии. В доме дедушки и бабушки я мог найти много книг. Обычно, я лежал на полу, читая Марка Твена и многое Другое. Фактически эти воспоминания замышляются, чтобы пролить свет на мое детство. Я просматриваю. Я делаю это не для себя, а для читателей, "как если бы" меня попросили написать свою биографию, "как если бы" я Должен был изучать а-ля Фрейд, чтобы объяснить. — 134 —
|