Педагогическая генетика

Рассказанную историю Рамануджана можно, конечно, толковать произвольно. Поэтому нужно подчеркнуть значение последнего из замечаний: Рамануджан не был «идиотом-ученым», он не был личностью, общая бездарность которой вызвала гипертрофированное развитие единственной способности. Нет, это был человек, у которого наряду с общей одаренностью был еще и специальный талант, и одержимость, совпадавшая по направленности с этим талантом. Точнее – это был гений. Можно, однако, вопрос поставить иначе: реализовался ли бы его гений без одержимости? Надо мысленно представить себе голодную, нищую Индию перед Первой мировой войной. Юноша попадает в колледж и за успехи получает стипендию. «Нормальный» и даже просто даровитый человек стал бы учиться всему, что положено, и переходить с курса на курс. Но гений, которым владеет непобедимый рефлекс цели, оказывается на это неспособным. Он должен всего себя отдать математическим исследованиям. В результате – нищета. Он одарен достаточно разносторонне, он умен, но одержим, т.е. у него свои собственные, господствующие над его жизнью ценностные параметры. В 26 лет к нему приходит некоторая известность, в 31 год его математическая гениальность получает величайшее признание – избрание в члены Королевского общества. Через 2 года он умирает от туберкулеза – почти несомненного следствия многолетней нищеты и лишений.

Но есть и обратные примеры. Гете, Рафаэль, Микеланджело, Веласкес, Тициан, Рубенс, достигнув славы и богатства, не захлебываются в них, но продолжают служить своему делу. Кун-Феликс совершенно прав, утверждая, что гений – это вовсе не результат навязанного извне труда, наоборот: гений сам порождает труд, внутренне вынужденный, постоянный, свойственный великим ученым. Во главе этой плеяды – Галилей, который решил, что лучше остаться живым и работать дальше втайне, чем погибать из-за глупцов.

Иногда цель, к которой призван гений, не сразу оказывается увиденной, вернее – «провиденной». Куда только не заносило будущих гениев непонимание области своей наибольшей отдачи, незнание своей точки, своего рычага: Лессинг изучал теологию и медицину, поэт Клейст – физику и философию, поэт Ленау – пожалуй, все, что угодно. Андерсен – математику, Мольер, Шуман и Сезанн – право, Ницше – филологию, Шопенгауэр – естественный науки, Собинов – юриспруденцию, Чехов, Булгаков – медицину, Ван Гог – миссионерство, Гоген – банковское дело. Но зато, найдя свою дорогу, как упорно шли они по ней до конца!

Примеры обратного рода мы приводили ранее и знаем, как часто у гения непостижимо рано проявляется нечто стержневое и как стойко он удерживается на своем призвании.