|
– Что это я слышала, ваше преподобие, будто в вашем храме какой то художник поставил мольберт и копирует витраж? Сколько лет на свете живу, а такого не слыхала! До чего народ дошел! Ведь это самое безобразное, что только есть в храме! – Я бы не сказал, что самое безобразное. У святого Илария есть что посмотреть, но некоторые другие части моей бедной базилики до того обветшали, – ведь это же единственный храм во всей епархии, который не был реставрирован! О, Господи! Паперть грязная, старая, но все таки есть в ней что то величественное. Гобелены с Есфирью еще сойдут; я то бы ломаного гроша за них не дал, а вот знатоки говорят, что они уступают только гобеленам Санса66. Впрочем, я признаю, что если отбросить некоторые натуралистические подробности, художнику нельзя отказать в наблюдательности. Но вот уж витражи! Кому нужны окна, не пропускающие света и даже обманывающие зрение какого то неопределенного цвета пятнами в храме, где нет двух плит, которые находились бы на одном уровне, – ведь мне же не дают переделать пол под тем предлогом, что это могильные плиты комбрейских аббатов и сеньоров Германтских, бывших графов Брабантских, предков нынешнего герцога Германтского, равно как и герцогини, потому что она тоже из рода Германтов и вышла замуж за своего родственника. (Бабушка в связи с отсутствием интереса к знатным особам в конце концов стала путать все имена и всякий раз, когда при ней упоминали герцогиню Германтскую, уверяла, что она в родстве с маркизой де Вильпаризи. Все помирали со смеху, а она в свое оправдание ссылалась на какое то приглашение: «Мне помнится, что там было что то насчет Германтов». Только в этом случае я бывал не на ее стороне: я не мог допустить, чтобы существовала какая то связь между ее подругой по пансиону и родственницей Женевьевы Брабантской.) Возьмем Русенвиль: теперь это приход фермеров, а ведь в былые времена там, по всей вероятности, жили богато – городок славился фетровыми шляпами и стенными часами. (Почему он стал называться Русенвиль – это мне не совсем ясно. Я думаю, что первоначальное его название было, вернее всего, Рувиль – Radulfi villa67, как Шатору вырос из Castrum Radulfi68, но об этом как нибудь в другой раз.) Так вот, в русенвильском храме замечательные витражи, почти все современные, и этому величественному «Въезду Луи Филиппа в Комбре» место не там, а в самом Комбре, – говорят, он стоит наравне со знаменитыми витражами Шартра. Не далее как вчера я встретил брата доктора Перспье – он любитель витражей и уверяет, что это великолепная работа. Так вот, я спросил художника, а он, как видно, человек весьма любезный и мастер своего дела: «Что вы находите необыкновенного в этом витраже? Помимо всего прочего, он еще темнее других». — 63 —
|