|
- Дуг потерпел поражение, - ответила Френсис. - Артур думает иначе. - Правда? - оживилась Френсис. - Артур очень доволен. Он считает, что достигнуто больше, нежели можно было ожидать. Ну а сама я, дитя мое, смотрю на всю эту историю совсем иначе, чем вы. Дуг свободен - и слава богу! Это главное. Но вообще, зачем ему надо было начинать все это? - Что начинать, Гертруда? - Дамы называли теперь друг друга по имени. - Неужели вы думаете, что тропи будут счастливее, став людьми? Я, например, в этом глубоко сомневаюсь. - Конечно, не станут счастливее, - ответила Френсис. - Вот как! Значит, вы согласны со мной? - Речь идет не о счастье, - сказала Френсис. - По-моему, это слово здесь не подходит. - Жили они, не зная забот, а теперь их, наверное, начнут приобщать к цивилизации? - с ядовитым сочувствием осведомилась Гертруда. - Должно быть, начнут, - ответила Френсис. - И они станут лжецами, ворами, завистниками, эгоистами, скрягами... - Возможно, - согласилась Френсис. - Они начнут воевать и истреблять друг друга... Нечего сказать, мы сделали им прекрасный подарок! - И все-таки подарок, - возразила Френсис. - Подарок? - Да. Прекраснейший подарок. Я тоже, конечно, много думала об этом последнее время. Вначале я очень страдала. - Из-за тропи? - Нет, из-за Дугласа. Его оправдали. Но он все-таки убийца, что бы там ни было. - И это говорите вы? - Да. Он убил ребенка, своего сына. И я ему помогла. И никакие хитроумные доводы ничего не изменят. Сколько ночей я проплакала. Кусала себе пальцы. Вспоминала свои детские годы. У моего крестного был автомобиль. В то время это считалось редкостью. Я восхищалась крестным, обожала его. И вот однажды папа рассказал нам, что крестного на месяц посадили в тюрьму. В узкой улочке дети играли в классы. Он даже не сразу понял, как это случилось, что он раздавил ребенка. Только выйдя из машины, он увидел размозженную головку... Толпа его чуть не растерзала. А ведь он был не виноват. Папа говорил нам: "Он не виноват, любите его по-прежнему". И я любила его по-прежнему. Только с тех пор, когда он приходил к нам, я испытывала ужас... Конечно, я была девчонкой... Я ничего не могла с собой поделать. Сейчас я бы вела себя иначе. И все-таки... когда я думаю о Дугласе... я не могу удержаться... Наверное, я кажусь вам отвратительной, да? - Вы меня просто несколько удивляете, - задумчиво призналась Гертруда. - Я и самой себе казалась отвратительной. А потом... Теперь я считаю, что все это прекрасно. Мне это объяснил Дуг. Я не все помню. Но, как и он, я чувствую, что это прекрасно. В этом страдании, в этом ужасе - красота человека. Животные, конечно, гораздо счастливее нас: они не способны на подобные чувства. Но ни за какие блага мира я не променяю на их бездумное существование ни этого страдания, ни даже этого ужаса, ни даже нашей лжи, нашего эгоизма и нашей ненависти. — 131 —
|