|
Направление от высшей жизни к низшей, т.е. от мужчины к женщине, представляет переход от бытия к небытию, волю, направленную на "ничто", на отрицание, на зло в себе, потому что это направление превращает форму в нечто бесформенное, в материю, в разрушение. Но отрицание родственно с "ничто", поэтому существует общая связь между женственным и преступным. ЛОМБРОЗО–ФЕРРЕРО Обратимся к выводам, которые сделали исследователи Ломброзо и Ферреро в своей книге "Женщина преступница и проститутка". Итак: "Женская преступность имеет более циничный, жестокий, испорченный и ужасный характер, чем мужская". (Rukere, стр. 138 И: Торбы, 1993г). "Конфуций когда-то сказал, что на свете нет ничего, что более портит других и само подвергается порче, чем женщина". "Известно изречение Эврипида: "Страшна сила волн, пожирающего пламени, ужасна нищета, но страшнее всего женщина". "Испорченность женщины, – говорит Ломброзо, – преимущественно сказывается в двух особенностях ее преступлений: в их множественности и жестокости". "Многие врожденные преступницы отличаются совершением преступлений не одной, но нескольких категорий, а некоторые из них являются исполнительницами двух родов преступлений, которые у мужчин взаимно исключают друг друга, именно: отравления и убийства". "Преступница больше софистична и хитра, нежели преступник, – говорит Rukere.– Она всегда находит отговорки и оправдания, поражающие своею неожиданностью и странностью". "Девушки, – пишет пастор Arnoux, – не только больше мальчиков подвержены злу, но они также лгут более ловко и дерзко, чем они, с большей смелостью рассказывают разные выдуманные ими истории и превосходят их в искусстве лицемерить". "В общем, оправдания преступниц также отличаются сложностью и нелепостью, то есть той именно запутанностью, которую мы так часто находим в планах их преступлений. Мы опять встречаемся здесь со свойственной даже нормальным женщинам лживостью, но осложненной и доведенной до крайних пределов. Преступницы эти лгут прямо в глаза с таким упорством, несмотря даже на самые очевидные улики потому, что они вообще мало чувствительны к истине и не могут вообразить себя на месте судей, убежденных массой доказательств в их виновности. Логичность фактов не имеет в глазах их никакого значения, потому что они, как женщины, не признают силы неоспоримой убедительности и думают, что все рассуждают так же, как и они. К этому присоединяется еще действие самовнушения, благодаря которому они, в конце концов, начинают сами верить в часто повторяемую ими ложь – самовнушение, влияние которого тем сильнее, чем скорее сглаживается из их памяти воспоминание о совершенном преступлении. С течением времени, когда истинная суть самого злодеяния ими почти совершенно забыта, они помнят только свой собственный вымысел, не заботясь уже о том, насколько он соответствует истине. Поэтому ложь сопряжена у преступниц с ничтожным напряжением их умственных способностей, и так как на характер вымысла они обращают тоже мало внимания, то вся энергия их сводится к упорному повторению его без колебаний и неуверенности, благодаря чему они нередко вселяют доверие к своим словам даже в сердцах судей и присяжных заседателей". — 111 —
|