Последние минуты прощания, последние пожатия рук через окошко вагона. Протяжный звон медного колокола. Поезд трогается. И в тот же миг начинается мое служение киевскому «Динамо», которому суждено было продлиться до сего дня. В эту минуту разлуки с близкими, родными, с друзьями что‑то сжало и мое горло. В глазах появилась дымка. И я растерялся. Новые товарищи как могли старались развлечь меня. Павел Иванович Виньковатов, тот самый, которого я мысленно окрестил «танком» вдень кубкового матча между динамовцами и «Пищевиком», подсел ко мне и весело сказал: – Хочешь конфетку? На вот, съешь. От этой пустячной фразы я сразу повеселел: вспомнил, как в «Сильве» чудаковатый Бонн говорит всем: ты на меня не сердишься? Скушай конфетку. Любопытно, как выглядел бы Виньковатов, если бы его нарядили в цилиндр и фрак и заставили со сцены повторить рефрен Бонн? Потом ко мне подошел Петр Дементьев. – Робеешь, парнишка? Ничего, это скоро пройдет. А вот это ты умеешь делать? Сцепив пальцы рук, он стал сжимать и разжимать ладони, извлекая из них какие‑то звуки. Вскоре я уловил ритм знакомой мелодии. Ну, конечно, Дементьев играл ладонями «Яблочко». Это было до того удивительно, что я вытаращил глаза. Никогда – ни до ни после этого я не видел ничего подобного. Перехватив мой изумленный взгляд, Дементьев вполне серьезно сказал: – Это что, парнишка, это чепуха, пройденный этап! – И добавил с серьезной миной: – Я сейчас работаю над «Соловьем» Алябьева. Представляешь – «Соловей» на ладонях! Мировой аттракцион. Еще я хочу включить в свой репертуар вторую рапсодию Листа и вступление к «Ивану Сусанину». Тут уж я не выдержал и расхохотался вовсю. – Что и требовалось доказать, – заключил Дементьев и весело подмигнул мне. Одним словом, динамовцы отнеслись ко мне чрезвычайно тепло и сердечно. Плохое настроение быстро рассеялось. Меня накормили, хотя в авоське было полно еды, заботливо припасенной матерью. Потом мы пели песни, говорили о предстоящем сезоне и улеглись спать. Утром команда прибыла в Киев. Я был невероятно горд, что вступаю в него динамовцем. ПРОВАЛМеня поселили в одной комнате с Василием Рыбаловым, Александром Щановым и Виктором Жилиным. – Вот наш дом, – сказали ребята, – он будет и твоим. Распорядок дня мы тебе сообщим. Просьба точно соблюдать его. И еще – поддерживать чистоту и порядок. Это у нас закон! Уже следующим утром я вскочил с постели как ужаленный: над самым ухом раздался чей‑то крик: «Подъем!» Спросонок, от неожиданности, мне показалось, что случилась беда. Увидев мое испуганное лицо, Саша Щанов всплеснул руками: — 38 —
|