|
Собеседник молчит, затем стреляет последним аргументом: – Но ведь вы же, в конце концов, явно переутомляетесь! – Фу, ерунда! Я ж орел и к тому же пьян от собственной молодости, – куражится Виталий Андреевич, выпячивая грудь, и бодрым, подчеркнуто бодрым шагом удаляется прочь – его ждут «личинки». А после тренировки – по делам: в редакцию, в магазины по поручениям жены, вечером допоздна – шлифовка рукописей, а утром все сначала: прежде на балкон – позагорать на утреннем солнышке, к десяти – на тренировку… Виталий Андреевич всегда подтянут, деловито бодр, и кажется, острые духовные диссонансы ему неведомы. А то вдруг поникнет, пронзенный тоской, и начнет читать размеренно и строго: Все это было, было, было. Свершился дней круговорот. Какая ложь, какая сила Тебя, минувшее, вернет?.. Но затем, словно спохватившись – ведь слова эти явно не соответствуют роли «орла», которой он дорожит, – продолжает уже совершенно иным тоном: Но верю, не пройдет бесследно Все, что так страстно я любил. Весь этот трепет жизни бедной, Весь этот непонятный пыл… «Дорогой Виталий Андреевич! Какое чудесное письмо я получила от вас! Я теперь совершенно другой человек, и, по‑моему, окружающие тоже смотрят на меня по‑новому…» Это из переписки Виталия Андреевича. Должна сказать, что для меня до сих пор остается загадкой, откуда Аркадьев берет время для ответов своим многочисленным корреспондентам. Ибо при своей невероятной занятости он умудряется отвечать абсолютно на все (а их немало) идущие к нему письма, причем наиподробнейшим образом, на многих страницах из тетрадки в клетку. «Да ведь пишут „личинки“, и не ответить на все их вопросы – преступление!» А темы переписки самые разные. Как правило, они не удерживаются в рамках фехтования и захватывают все извечные вопросы, тревожащие человечество: кто виноват? как жить? что делать? «Никто так не понимал меня, как вы…» «Дорогой Виталий Андреевич! Я теперь все понял, и, будьте уверены, вам не придется больше огорчаться за меня…» «Я считаю вас больше чем учителем…» …Враги всяких торжеств в свою честь, братья мечтали о том, что в день восьмидесятилетия о них забудут. О них не забыли. Правда, устроители юбилея оставили без внимания такую деталь, как то, что близнецы – это братья, родившиеся в один день. А стало быть, и чествовать их следует вместе. Но, видно, так несопоставимы футбол и фехтование, что юбилеи их неизменно проходили в разные дни, а однажды – даже в разные месяцы. Итак, последний юбилей – в честь восьмидесятилетия – был прежде устроен Борису Андреевичу и украшен тем, что в тот день на стадионе ЦСКА Борис Андреевич, как уже говорилось, сделал первый удар по мячу в игре чемпионата страны ЦСКА – «Крылья Советов». — 126 —
|