|
Или о другом: – Он расстался с девушкой. Ее полюбил его товарищ и женился. Получилась превосходная пара. А наш герой позволял себе двусмысленные ухмылки… Он не комментировал такие свои наблюдения. Скорее всего, он понимал, что все это не принято упоминать в оценках знаменитых форвардов и хавбеков. Записные моралисты ярятся и себя показывают. Аркадьев грустил из‑за человеческих несовершенств, но не замечать их не умел. Люди ему были интересны. Свой интерес к ним он не мог исчерпать их футбольной ценностью. Кажется, просто, а в большом футболе такое отношение редкость. Не знаю, правда или нет, но мне рассказывали, что в команде было заведено так: после того как Аркадьев закончит в изысканных выражениях излагать свой план, слово брал его помощник и «переводил» этот план крепкими словами. Утверждали, что получалось идеально. Это сейчас легко все узнать про жизнь Аркадьева – достаточно отыскать книгу «Контрапункт», в которой ее автор, Татьяна Любецкая, не то чтобы добросовестно и талантливо, а с любовью изложила подробности. Мне же долгое время приходилось отрывочно, от случая к случаю собирать мозаику собственного впечатления об этом человеке. Виктор Чистохвалов, защитник знаменитого послевоенного ЦДКА, одну из историй, на которые так щедры ветераны, начал словами: «Приехали мы в Ленинград на игру, все – в гостиницу, а Аркадьев, как обычно, с вокзала – в Эрмитаж». Признаться, историю позабыл, а вступление запомнил. Команда, которую он тренировал, играла за границей важную встречу. Закончилась она с нулевым счетом, устроившим нашу сторону. После матча, как водится, прием в ресторане. Сидели мы возле бассейна, шумели искусственно нагнетаемые голубые волны, белые скатерти, белые курточки официантов, на эстраде певица, всю свою мелодраматическую жестикуляцию нацелившая на столики гостей‑футболистов. И вот в разгаре этой идиллии к Аркадьеву припорхнула стайка местных репортеров. Я сидел рядом и выслушивал уникальное интервью. – Что вы можете сказать о матче? – Матча как соревнования в футбольной игре не было. Он был сорван вашей командой, которая вела себя по‑хулигански. – Может быть, кто‑либо из наших игроков все‑таки вам понравился? – Никто и не мог понравиться: все вели себя как хулиганы. – Что, и вратарь? – Отъявленный хулиган! На первый взгляд странно: интеллигентный, выдержанный человек – и такая непреклонная резкость. Но Аркадьев держался именно так, как и должен был держаться: он говорил правду, нисколько не заботясь ни о «протоколе», ни о том, как могут «раздолбать» его в газетах репортеры, не сделает ли замечание спортивное или дипломатическое начальство за «бестактность» и «нагнетание страстей». Куда как просто: желанная ничья в кармане, зачем оглядываться? Глядишь, когда‑нибудь снова придется играть на том же стадионе, и лучше оставить о себе приятное впечатление – пригодится. Так и поступают тренеры, тертые калачи. Давно стало обыкновением играть в светскость, отпускать комплименты противнику, благо это ничего не стоит, а преувеличение его достоинств небесполезно – красивее будет выглядеть победа. Аркадьев же со своим честным интервью выглядел человеком не от сего футбольного мира. — 8 —
|