Наша небольшая партийная группа выбрала меня парторгом, и потому я получил возможность быть все время рядом с Борисом Андреевичем. Я помогал ему по возможности, но главное – учился у него. Первым моим наставником в спорте был Михаил Давыдович Товаровский. Вторым учителем, учителем‑практиком, стал, по существу, Аркадьев. И если я добился каких‑то успехов как тренер, если удалось мне вырастить плеяду чемпионов мира, Европы, олимпийских игр, стать тренером, возглавляющим самый сильный на континенте хоккейный клуб, если поручали мне работу с национальной сборной страны, то всем этим я в первую очередь обязан М. Д. Товаровскому и Б. А. Аркадьеву. Учиться у Бориса Андреевича было интересно, увлекательно и в то же время непросто. Копировать его невозможно. Немыслимо. Нельзя повторить оригинальнейшую личность. У Аркадьева был недостаток, и я вспоминаю о нем не с целью, естественно, обнародовать ахиллесову пяту великого тренера, а для того, чтобы показать, что все спортивные педагоги, даже великие, сделаны из одного материала и у каждого есть не только сильные, но и слабые стороны. Правда, недостатка этого почти никто из игроков не замечал. Но для будущего тренера, жаждущего познать секреты учителя, было крайне важно все, что связано с опытом метра. Как‑то я сказал Аркадьеву, что давно мечтаю посмотреть его конспекты, планы тренировок, – я и не скрывал, что мне безумно хотелось проникнуть в тайную тайных его творческой лаборатории: уж слишком оригинальны, увлекательны и всегда интересны были его «уроки», и, как правило, каждая тренировка содержала что‑то новое. Кроме того, я хотел попробовать спланировать партийную работу в соответствии с общим планом наших учебных занятий, как‑то скоординировать свои усилия с деятельностью тренера, чтобы лучше помогать ему. Борис Андреевич показал на свой висок: – Вот мои планы и конспекты. Аркадьев работал не по бумажкам, а по вдохновению. Вряд ли я ошибусь, предположив, что, выходя из нашей раздевалки, он еще не знал порой, как построить занятие: до футбольного поля в Сокольниках, где в то время тренировались армейцы, было метров сто, и пока он неторопливо проходил этот путь, продумывалось содержание урока. Но… Сомнения не покидают меня до сих пор. А может быть, эта черта Аркадьева и не такой уж большой недостаток? Ведь и я потом не раз за свой четвертьвековой опыт работы тренером ловил себя на том, что составленный мною заранее урок порой менее интересен и менее продуктивен, чем урок импровизированный. — 104 —
|