Криптономикон

Уотерхауз несколько минут курит и разглядывает подвязки. Внезапно манекен шевелится. Уотерхауз думает, что он кренится от налетевшего ветра, но тут понимает, что старичок живой и вовсе не падает, а переступает с ноги на ногу.

Дедуля замечает Уотерхауза, мрачно улыбается и произносит несколько слов на своем языке, который, как уже ясно, еще менее английского приспособлен для передачи стандартным алфавитом.

– Хэлло, – говорит Уотерхауз.

Дедок произносит что‑то еще более длинное и сложное. Уотерхауз (сейчас он в своей стихии; мозг извлекает смысл из случайного набора звуков, пользуясь избыточностью сигнала) понимает, что дедуля говорит на английском с сильным местным акцентом, и заданный вопрос звучит: «Из какой части Америки вы приехали?»

– Моя семья много переезжала, – говорит Уотерхауз. – Скажем, из Северной Дакоты.

– А‑а, – неопределенно отвечает дедок и плечом наваливается на дверь. Через некоторое время та начинает двигаться, кованые петли зловеще скрипят, поворачиваясь в дюймовых отверстиях. Наконец дверь натыкается на некую непреодолимую преграду. Дедуля по‑прежнему удерживает ее всем телом, наклонясь под сорок пять градусов к горизонту. Уотерхауз быстро заскакивает внутрь. Крохотную прихожую украшает скульптурная композиция: две нимфетки колошматят убегающую каргу. Внизу табличка: «Выносливость и Жизнестойкость прогоняют Нужду».

Операция повторяется несколько раз. Каждая следующая дверь легче, но богаче украшена. Как выясняется, первая прихожая была на самом деле четвертой с конца, и проходит немало времени, прежде чем им удается и впрямь проникнуть внутрь Йглмского дворца. К этому времени они настолько углубляются в здание, что Уотерхауз уже почти готов увидеть проезжающий мимо поезд метро. Вместо этого он оказывается в обшитой деревом комнате без окон; хрустальная люстра светит мучительно‑ярко, однако ничего толком не освещает. Ноги глубоко уходят в ворсистый ковер. Дальние рубежи комнаты защищены массивным столом, за которым восседает дородная дама. Расставленные там и сям виндзорские стулья черного дерева, несмотря на свою хлипкость, кажутся опасными туземными капканами.

На стенах – масляные полотна. С первого взгляда Уотерхауз разделяет их на те, у которых высота больше длины, и остальные. Высокие картины – это портреты джентльменов, страдающих, судя по всему, тяжелым генетическим дефектом, влекущим изменение формы черепа. Широкие – пейзажи или, не менее часто, марины, все сплошь угрюмые и бесприютные. Йглмские живописцы так любят местную сине‑зеленовато‑серую краску[32], что накладывают ее лопатой.