Останки лейтенанта Этриджа больше всего похожи на то, что лежало сегодня утром в разделочном цехе. Шафто не хочет сплоховать перед британским летчиком, к тому же он на удивление спокоен. Может быть, все дело в облаках – они всегда действуют на него умиротворяюще. – Ядрена вошь, – говорит он. – Эти немецкие двадцатимиллиметровые – не фунт изюма. – Ага, – говорит летчик. – Теперь надо, чтобы нас засек конвой, и можно доставлять груз. Несмотря на всю загадочность фразы, в ней хоть что‑то говорится о планах подразделения 2702. Шафто встает и идет вслед за летчиком. Оба деликатно переступают через мягкие потроха, которые, по всей видимости, отлетели от Этриджа. – В смысле, союзный конвой? – спрашивает Шафто. – Союзный ? – передразнивает летчик. – Где мы, черт возьми, найдем тебе союзный конвой? Это Тунис . – Тогда что значит – «чтобы нас засек конвой»? Чтобы мы засекли конвой, да? – Извини, приятель, – говорит летчик. – Мне некогда. Шафто оборачивается и видит, что лейтенант Енох Роот стоит над относительно большим куском Этриджа и роется в его портфеле. Шафто делает преувеличенно строгий вид и обличающе грозит пальцем. – Послушай, Шафто, – кричит Роот. – Я просто исполняю приказы. Принимаю у него командование. Он вытаскивает небольшой сверток в желтой пластиковой обертке, проверяет содержимое и вновь укоризненно смотрит на Шафто. – Да пошутил я, – говорит Шафто. – Помнишь? Помнишь, когда я подумал, что те ребята курочат покойников? На берегу? Роот не смеется. То ли он злится, что купился на розыгрыш, то ли не любит шуток по поводу мародерства. Роот несет сверток к другому покойнику, тому, что в гидрокостюме. Заталкивает сверток в гидрокостюм. Потом садится возле тела и задумывается. Думает он долго. Шафто смотрит как зачарованный. Наблюдать за Енохом Роотом, когда тот думает, так же интересно, как смотреть на восточную танцовщицу, которая трясет сиськами. Они выходят из облаков, и освещение снова меняется. Солнце садится, алое в сахарской дымке. Шафто выглядывает в иллюминатор и вздрагивает. Под ними конвой, по темной воде от каждого корабля расходятся две четкие белые волны, каждая с одного бока подсвечена садящимся солнцем. Самолет ложится на одно крыло и описывает медленный вираж над конвоем. Слышатся далекие чпок‑чпок‑чпок. Черные цветы распускаются и гаснут в небе. Шафто понимает, что по ним бьют из зениток. Потом самолет снова уходит в облака и становится почти совсем темно. — 148 —
|